А. Ефимов. Ижевцы и воткинцы

А. Ефимов. Ижевцы и воткинцы // М.: Центрполиграф, 2004. C. 329-403.

[ref]Ефимов Авенир Геннадьевич, р. 19 октября 1888 г. Симбирский кадетский корпус (1907), Николаевское инженерное училище (1910). В белых войсках Восточного фронта со взятия Казани. Участник Ижевско-Боткинского восстания. В сентябре—октябре 1918 г. командир Ижевского стрелкового полка. По окончании курсов военного времени академии Генштаба — в штабе 2-го Уфимского корпуса, с 24 февраля 1919 г. начальник штаба Ижевской бригады, капитан, затем Ижевской дивизии, с 11 декабря 1919 г. командир Ижевского конного полка, с 12 марта 1920 г. командир Ижевского полка, с 25 августа 1921 г. командир Ижевско-Воткинской бригады и колонны в Хабаровском походе, в сентябре 1922 г. командир Прикамского стрелкового полка. Полковник. В эмиграции в 1923 г. в Гирине и Шанхае, затем в 1932 г. в США. Член Общества Ветеранов, редактор «Вестника Общества Ветеранов Великой войны в Сан-Франциско», к 1967 г. сотрудник журнала «Военная Быль». Умер 25 апреля 1972 г. в Сан-Франциско (США).[/ref][ref]Впервые опубликовано: Ефимов А.Г. Ижевцы и воткинцы (борьба с большевиками 1918—20 гг.). Сан-Франциско, 1974.[/ref]

Отошли в село Язовское (25 верст от Бетенева). Около 18 часов штаб дивизии только отошел из Язовского, как красные, обойдя с тыла, набросились на части дивизии, оставшиеся там и готовые выступить. После упорного боя ижевцы пробились с большими потерями. Во 2-м полку убито 13, ранено 10, без вести пропало 68. В полку состоит раненых и больных 53, в строю осталось 91 штык и 47 в командах. В егерском батальоне из 150 осталось 60; в 4-м полку штыков еще меньше.

Отступили ночью в деревню Николаевскую, где ночевала Самарская дивизия. Все спали и, поднятые нами, не хотели верить, что противник подходит. Выстрелы, донесшиеся с заставы, подтвердили приближение красных. Бросились спешно запрягать обозы и готовиться к выступлению. Только начали двигаться — деревня была сильно обстреляна. Видны были вспышки от выстрелов, а стрельбы не слышно из-за шума загремевших по мерзлому грунту телег. Еще не все обозы успели обменять колесные повозки на сани. 1-й Ижевский полк прикрывает отход. В этой деревне погибли начальник штаба Самарской дивизии подполковник Мягков[ref]Мягков Николай Александрович. Капитан л.-гв. Волынского полка. В белых войсках Восточного фронта; в июле 1918 г. в академии Генштаба в Екатеринбурге, прорвался к чехам, затем командирован во Владивосток, в 1919 г. начальник штаба Самарской дивизии. Подполковник. Убит 21 ноября 1919 г. в д. Николаевской под Ишимом.[/ref] с несколькими своими офицерами, не предупрежденные начальником дивизии генералом Сахаровым о выступлении. Спасся только один капитан Смирнов, выпрыгнувший из окна и прибежавший в штаб Ижевской дивизии в нижнем белье.

За этот период — конец ноября, середина декабря — ижевцы часто шли в арьергардах и, сдерживая красных, несли тяжелые потери. Небольшие кучки бойцов, оставшиеся в полках, были измучены. Во всей дивизии оставалось в строю 400 человек.

Начальник дивизии решил привлечь на помощь Ижевский конный полк, формировавшийся с августа в тыловом районе и теперь шедший впереди дивизии, в двух-трех переходах. Командир полка, подполковник барон Жирар де Сукантон[ref]Барон Жирар де Сукантон бар Лев Львович. Подполковник. В белых войсках Восточного фронта; с августа 1919 г. командир Ижевского конного полка. Полковник. В эмиграции в Шанхае, с 1928 г. в Шанхайском Русском полку, до 28 декабря 1928 г. помощник командира, капитан.[/ref], и его помощник штаб-ротмистр Рачинский, формировавшие полк и взявшие с собой все отпущенные на формирование и хозяйственные суммы, уехали в тыл для приобретения седел и другого имущества. Они не давали о себе знать, и местонахождение их не было известно. Генерал Молчанов отправил командовать полком, с согласия командующего армией генерала Каппеля, своего начальника штаба, подполковника Е. В обязанности начальника штаба дивизии вступил капитан Цветков.

Состав Ижевского конного полка: 4 эскадрона, команды учебная, пулеметная и подрывная и хозяйственная часть. В строю 25 офицеров, 400 сабель и 4 пулемета. В строю только всадники, имеющие седла. Кроме того, около 300 строевых ехало верхом на попонах, на подушках или в санях в ожидании покупки седел уехавшими формировальщиками. Вскоре состав полка увеличился на два эскадрона. Эти два эскадрона состояли из воткинцев и были взяты в свой конвой Фортунатовым — членом Самарского правительства, который хотел пробраться через Тургайские степи в армию генерала Деникина. После нескольких переходов воткинцы увидели безнадежность этой затеи и вернулись назад. Не имея возможности сразу найти свой дивизион, они присоединились к ижевцам. Генерал Молчанов включил их в Ижевский конный полк. Они получили нумерацию 5-й и 6-й эскадроны, но продолжали именоваться воткинскими.

Отъезд подполковника Сукантона и его помощника в тыл и их долгое отсутствие вызвали в полку недоумение и осуждение. Возмущало также и то, что они, кроме ассигнованных на покупку седел крупных сумм, кажется около двух миллионов сибирскими деньгами, забрали и полковые суммы. Встретив нового командира ужином, поручик Багиянц[ref]Багиянц Яков Богданович. Прапорщик. В белых войсках Восточного фронта; в январе—марте 1919 г. командир эскадрона Ижевского дивизиона, с весны 1919 г. командир Ижевского конного дивизиона, в декабре 1919 г. поручик. Участник Сибирского Ледяного похода. В январе 1922 г. командир батальона Ижевского полка. Подполковник. Полковник. В эмиграции в Китае. Убит хунхузами 9 марта 1936 г. в Сан-Сине (Шитоухецзы) на Сунгари.[/ref], временно командовавший полком, расплывшись в улыбку, заявил:

— Полковник барон Жирар де Сукантон взял из полковых сумм 200 тысяч и уехал с ними за седлами. Через неделю прислал ротмистра Рачинского, который забрал остальные 40 тысяч и уехал покупать уздечки. А вам, господин полковник, ничего не осталось!

Новый командир ответил:

— Раз не с чем удрать в тыл, придется остаться с вами!

При подходе к реке Оби предполагалось остановиться и дать отпор красным на линии Томск—Колывань—Новониколаевск. С правого фланга должна была ударить 1-я Сибирская армия.

Но расчет на то, что части этой армии, отдохнув и приведя себя в порядок, вольют свежие силы в ослабевшие ряды 2-й и 3-й армий, не сбылись. Не только не было получено ожидавшейся помощи, но пришлось пережить ряд предательских выступлений. Вышли они из состава старших чинов армии, попавших под разлагающее влияние левых партий и чешских главарей, которые стремились свалить правительство адмирала Колчака.

Еще в ноябре, на третий день после захвата Омска красными, во Владивостоке было поднято восстание бывшим командующим Сибирской армией генералом Гайдой при поддержке эсеров и чехов. Здесь, в ближайшем тылу фронта, в городе Новониколаевске 7 декабря поднял восстание командовавший 1-й Сибирской дивизией полковник Ивакин и арестовал командующего 2-й армией генерала Войцеховского. 9 декабря командующий 1-й армией генерал Пепеляев, при поддержке своего брата, председателя совета министров, арестовал главнокомандующего генерала Сахарова. Все эти выступления были подавлены или кончились ничем, но тяжело отразились на положении правительства и на военном руководстве.

Вся 1-я Сибирская армия, за исключением 3-го Барнаульского полка, окончательно вышла из строя — рассыпалась или перешла к красным. Генерал Пепеляев должен был сам спасаться от ареста своими взбунтовавшимися солдатами. Позднее гарнизон города Красноярска, в составе 4-го Енисейского полка и других частей, вместе с командиром 1-го Среднесибирского корпуса генералом Зиневичем открыто выступили с оружием против своих недавних соратников по борьбе с большевизмом.

К бывшим бедствиям, обрушившимся на отступавшую Белую армию — суровой сибирской зиме при отсутствии снабжения одеждой, толпам беженцев, запрудившим дороги, перемешавшимся с обозами и внесшим беспорядок в движение, болезням, в особенности широко свирепствовавшему тифу, преследованию противником, успешно задерживать которого становилось все труднее за невозможностью пополнять огнестрельные запасы, падению духа от неудач и т. д., — теперь присоединилось предательство из своих рядов целой армии, что количественно уменьшило наши силы и действовало угнетающе на состояние духа.

При таких мрачных обстоятельствах отступавшая армия приближалась к Щегловской (или Томской, или Мариинской) тайге. Зима позволила сравнительно легко преодолеть замерзшие реки, но никто не предполагал, что зимою будет встречено такое трудноодолимое препятствие, как тайга, и никакой заблаговременной подготовки к проходу через нее сделано не было.

Тайга

К вечеру 22 декабря Ижевская дивизия, двигаясь в арьергарде 3-й армии, сосредоточилась в городе Щегловске — преддверии в тайгу. Верстах в девяти к юго-западу от города в деревне Комиссарово был оставлен Конный полк дивизии с задачей прикрывать с этого направления Щегловск до тех пор, пока дивизия и другие части армии не войдут в тайгу. Обстановка указывала на возможность трагического исхода. В Щегловске и у входа в тайгу скопилось большое количество частей, обозов и беженцев, ждавших очереди двигаться дальше. Сюда попали и части 2-й армии, которые должны были идти севернее, а также многочисленные тыловые учреждения, не принадлежавшие к составу 3-й армии. Узкая переселенческая дорога допускала движение только в два ряда. Расчеты, что 3-я армия, двигаясь без больших интервалов, может спокойно и благополучно пройти тайгу, не оправдались.

На Ижевский конный полк, первый раз вступавший в бой, легла тяжелая задача. Было похоже на то, что здесь начинается боевая жизнь полка и здесь же наступит его конец — тот почетный и славный конец, который выпадает на долю арьергардов, жертвующих собою для спасения главных сил. Большинство состава полка было из старых обстрелянных бойцов — ветеранов борьбы на родном заводе и последующих боев под Уфой, на Урале и в Западной Сибири, и это давало уверенность, что все, что необходимо сделать, будет исполнено.

На рассвете 23 декабря застава, наблюдавшая за противником, занявшим деревню Ягуново (5 верст к югу от деревни Комиссарове), донесла о появлении красных. Дежурный эскадрон, под командой прапорщика Щербакова, немедленно выступил навстречу и загнал противника обратно в Ягуново. Появились первые раненые — прапорщик Щербаков, получивший рану в голову, и два всадника. Спешенный эскадрон начал перестрелку с красными, засевшими в ближайших избах деревни.
Деревня Ягуново была не далее полуверсты. Местность к ней понижалась и была открытой. На слегка возвышенном плоскогорье, где рассыпалась цепь эскадрона, росли кусты, хотя и бывшие теперь без листьев, но дававшие некоторое укрытие от взоров врага. На оба фланга были выдвинуты заставы, имевшие хороший обзор.

Позиция оказалась удобной. Все движения противника были хорошо видны, и его попытки перейти в наступление быстро прекращались огнем. На подмогу подошли еще один эскадрон и станковый пулемет. При пулемете находился корнет Волков, недавно прибывший в полк из военного училища. Ему было приказано незаметно выдвинуть пулемет в цепь, прикрываясь кустами. Но корнет Волков вылетел по дороге на открытое место. Застрочил пулемет красных, и корнет Волков упал, сраженный пулей в лоб.

Перестрелка с красными продолжалась до 1 часу дня. Около этого времени левая застава донесла, что к деревне, находящейся южнее Ягунова, подходит большая колонна. В бинокль заметили пушки. Когда неизвестная колонна вошла в деревню, правофланговая застава сообщила, что противник из Ягунова на санях, числом около 200, уходит на запад. Расположение в колонне обозов и артиллерии, а также бегство красных из деревни Ягуново указывали, что появившаяся колонна состоит из наших отставших частей.

Для занятия Ягунова и связи с неизвестными был послан резервный эскадрон. Но едва он появился на виду Ягунова, его оттуда обстреляли. Убита одна лошадь. Эскадрону приказано отойти обратно в резерв. В это же время со стороны неизвестной колонны позиция Конного полка была обстреляна артиллерией. Из Щегловска подошел на помощь 3-й Ижевский полк. Необходимо было выяснить, кто занял Ягуново. Было очевидно, что это была передовая часть таинственной колонны.

Подъехали две подводы, и крестьяне попросили разрешения пропустить их домой через деревню Ягуново. Им было сказано сообщить солдатам, находившимся в деревне, выслать двух всадников для встречи с двумя нашими для опознания. Не без удивления поскакавшие вперед ижевцы встретились с воткинцами. Последние принадлежали к запасному батальону Боткинской дивизии под командой полковника Камбалина — командира 3-го Барнаульского полка. Главная часть всей колонны состояла из частей 7-й Уральской горных стрелков дивизии под командой полковника Бондарева.

Конный полк ижевцев, получив приказ присоединиться к дивизии, в 4 часа дня выступил из деревни Комиссарово в Щегловск и к вечеру прибыл к назначенному месту на короткий отдых. Дальнейшее прикрытие города Щегловска с юго-западного направления возлагалось на 7-ю Уральскую дивизию. Боевое крещение Конного полка оказалось его первым успехом, хотя обстановка на рассвете этого дня не предвещала ничего хорошего. Полк потерял двух офицеров и восемь всадников и задержал красных от прорыва к городу Щегловску до появления отставших частей отходящей армии.

Из города Щегловска последние части Ижевской дивизии, в том числе Конный полк, поздно вечером выступили в деревню Боровушку. На северо-восток от этой деревни, углубляясь в тайгу, идет упомянутый переселенческий тракт. С запада к деревне подходят две дороги — от города Щегловска и из района к северу от этого города. Со стороны Щегловска направление прикрывалось 7-й Уральской дивизией. Дорога к северу не охранялась.

Это беспокоило временно командующего 3-й армией генерала Барышникова. Подошедший к Боровушке еще днем 23 декабря 1-й Ижевский полк был послан командующим на беспокоившее его направление. Командир полка получил задачу продвинуться до ближайшего селения и удерживать его до распоряжения. Оказалось, что на дорогу, по которой двинулся полк, выходили с западной стороны еще две дороги. На обе было выставлено охранение по батальону (к этому времени — не более 100 бойцов в каждом). С третьим батальоном командир полка продолжал движение до встречи с противником. До деревни полк не дошел. Встреча произошла в лесу, недалеко от глубокого и широкого оврага. Отбросив за овраг передовую группу красных, батальон занял берег оврага, и здесь разгорелся продолжительный бой.

В деревне Боровушке у командующего армией шло совещание, на которое отправился только что прибывший из Щегловска начальник Ижевской дивизии генерал Молчанов. Там обсуждался вопрос об обороне подступов к Боровушке. Один из присутствующих, генерал Ромеров[ref]Ромеров Иван Феофанович, р. в 1887 г. в Волынске. Полковник. В белых войсках Восточного фронта; в 1919 г. командир 3-го Ставропольского стрелкового полка, затем начальник 13-й Казанской стрелковой дивизии. Действовал против партизан в Енисейской губ., в декабре 1919 г. в 3-й армии. Генерал-майор. Взят в плен и сварен красными в асфальте.[/ref], доказывал, что красные с севера наступать не будут. Генерал Молчанов, знавший, что красные с утра пытались пробиться к Щегловску, но без успеха, и что они спешно бросились на север из занимаемой ими деревни Ягуново, когда появилась 7-я Уральская дивизия, заявил, что следует опасаться именно за северное направление. Генерал Ромеров горячо возражал: «Интуиция подсказывает мне, что оттуда они не появятся». Генерал Молчанов отвечал: «Моя интуиция подсказывает, что они ударят оттуда». В это время входит ординарец от командира 1-го полка с донесением, что полк отбивает упорные атаки красных.

Командир полка просил прислать какие-нибудь части, чтобы сменить два батальона, поставленные для обеспечения дорог. Эти батальоны не имели против себя противника, бездействовали и нужны были для поддержки батальона, уже ввязавшегося в бой. Бросить же охрану дорог было невозможно — по ним могли подойти новые силы противника. Подкрепление выслано не было. Вечером позднее командир получил выписку из приказа по армии, где было указано, что в 7 часов утра его сменит бригада под командой генерала Сахарова.

Всю ночь шла перестрелка с красными. Были тяжелые потери. Тяжело ранен в грудь навылет командир батальона капитан Блинов. В 7 часов утра никаких частей для смены не появилось. Посланный к генералу Сахарову офицер привез обещание скорой смены. В 9 часов утра командир 1-го полка узнал, что генерал Сахаров со своими частями уже двинулся на восток. Не дождавшись смены и не получив никаких приказов, командир полка собрал полк и около 10 часов 24 декабря двинулся на Боровушку и дальше в тайгу. Красные не преследовали.

Конный полк, достигнув деревни Боровушки около полуночи, не мог найти никакого помещения для отдыха. Вскоре получил приказ двигаться дальше. Выступив из деревни, полк влился в общую колонну. Было темно и морозно. Звезды слабо освещали широкую просеку, покрытую глубоким снегом. Посреди просеки дорога, и на ней два ряда саней. Движение медленное, с частыми, продолжительными остановками. Усталые всадники дремлют в седле. По временам спешиваются, чтобы согреться и дать отдых лошадям. Несколько ночных часов показались необыкновенно длинными.

Начало светать, и двигаться стало легче — видно дорогу и движение впереди. Но картина кругом унылая. Нагруженные людьми и разным имуществом сани медленно, с большими перерывами ползли дальше по мере того, как продвигались передние. По бокам просеки дремучий лес, загроможденный валежником, пересеченный оврагами, занесенный снегом — совершенно непроходимый. Навряд ли и отряд лыжников мог бы двигаться через него. По временам кто-нибудь начинал кричать: «Понужай!» Несколько голосов подхватывали. Толку не было. Кто-то сзади сообразил открыть стрельбу. Люди тревожно насторожились, усилились крики «понужай».

Повозки двинулись вперед. Минимальные дистанции между санями, в полшага и меньше, исчезли. Кое-где лошади полезли передними ногами на впереди идущие сани. Усилились крики и ругань. Понемногу все успокоилось. Были попытки обгонять, вылезая в сторону. Ослабевшие лошади делали несколько прыжков в глубоком снегу и останавливались. Иногда снег попадался не очень глубокий или кто-то ранее проехал в стороне и оставил след, соблазняя выехать и обогнать остановившихся. Но зато было трудно вновь влиться в основные два ряда. Против этого особенно боролись части и отряды, двигавшиеся сомкнуто и в порядке и боявшиеся быть раздробленными. Всадникам было легче. Кое-где можно было обгонять обозы, следуя по обочине или за канавой дороги, где конные, прошедшие раньше, протоптали тропинку.

Тяжелой дорогой, иногда обгоняя обозы, следуя «гуськом» по одному, к 8 часам утра 24 декабря добрались до латышских хуторов. Выступив из Боровушки в полночь, за эти 8 часов прошли только 10 верст. Латышский поселок расположился вправо от дороги. Полк свернул туда, чтобы дать людям погреться, лошадям дать отдых и найти для них корм. Напрасные надежды. Раньше прошедшие здесь части, обозы и беженцы уже все подобрали.

Латыши живут в хорошо построенных, просторных домах. Большие окна, внутри чисто и светло. В домах много оставленных больных, главным образом тифозных. Тяжелая судьба выпала им на долю. Если везти дальше — все равно замерзнут при медленном движении и отсутствии впереди больших деревень. Бледные лица с воспаленными, тоскливыми глазами. К тяжелой болезни прибавляется тревога за предстоящую судьбу, может быть, с издевательствами и пытками от побе- дителей-палачей.

Через полчаса полк двинулся дальше. На тракте — никаких изменений к лучшему. То же продвижение на несколько шагов и продолжительная остановка. Дорога стала шире, или, вернее, местность позволила протоптать новые пути — сани двигались в три или четыре ряда, но в общем еще медленнее. Около глубоких оврагов, занесенных снегом, опять приходилось восстанавливать движение в два ряда — мосты не пропускали больше.

За день продвинулись на 7—8 верст и перед наступающими сумерками достигли хутора Граничного (один брошенный дом). Недалеко, верстах в 5 или 6, деревня Дмитриевская. Здесь главная пробка. Как потом выяснилось, к этой деревне подходит дорога с севера, и еще один поток людей и обозов, из 2-й армии и тыловых учреждений, вливается на назначенный для 3-й армии путь движения через тайгу.

Около хутора Граничного послышались сзади выстрелы. Наверное, желание «понужать» передних. Сначала никто не обратил внимания. К этому способу торопить медленно ползущие обозы уже привыкли, как пришлось помириться и с тем, что помочь этому ничем нельзя. Неожиданно впереди, шагах в тридцати, из рядов повозок сорвался начальник 7-й Уральской дивизии полковник Бондарев. Он уже раньше со своими санями, где сидела его жена, и с группой конного конвоя, покинув дивизию, пробивался вперед, расталкивая других. Бросившись в сторону, Бондарев с санями и ординарцами пробовал выскочить вперед. Его конвой на хороших, крепких лошадях пробивал дорогу в снегу. Но вот сани застряли среди деревьев. Бондарев выпряг лошадей и посадил жену верхом. Нервная команда: «Леля, за мной!» — и панический полковник бросился дальше.
Многие из ближайшего обоза последовали его примеру, бросая сани и удирая верхом. Ижевцы кое-чем поживились. Нашли в брошенных санях патроны, продукты, сено и овес, теплые вещи… Потом узнали, что неподалеку был генерал Молчанов, который хотел прекратить панику и стрелял в Бондарева из револьвера. К сожалению, не попал. Тот только поспешил удрать подальше.

Начало темнеть, и казалось, что придется опять провести ночь среди медленно двигавшейся обозной змеи. Но неожиданно повезло. От проводника генерал Молчанов узнал, что в стороне от дороги к югу, верстах в трех-четырех, есть небольшая деревушка Нижние Конюхты, имеющая около 20 дворов. От нее можно потом выйти через деревню Верхний Барсаж прямо в деревню Дмитриевскую.

Дорога на Н. Конюхты очень плохая, с крутым подъемом в гору, и, так как этот путь дает большой крюк, никто им не пользуется. При создавшемся на главной дороге заторе путь на Н. Конюхты сулил не только ночной отдых, но и беспрепятственное движение к деревне Дмитриевской. Генерал Молчанов согласился с начальником 2-й Оренбургской казачьей бригады, нашими давнишними боевыми друзьями, оказавшимися рядом, идти на Н. Конюхты.

На загроможденной таежной дороге было невозможно поддерживать связь. Но каким-то путем генерал Молчанов узнал, что Конный полк дивизии находится недалеко, и приказал свернуть на Н. Конюхты. Пробравшийся к полку ординарец должен был указать дорогу. Всадники начали пробираться среди саней на правую сторону тракта, прошли около 100 шагов по снегу и свернули на малозаметную лесную дорогу.

Настала ночь. Люди не могли ничего видеть — ни дороги, ни склонившихся над ней деревьев. Даже звезды лишь изредка мелькали через завесу невидимых веток. Только лошади как-то нащупывали дорогу. Подъем на гору по дороге к деревне Н. Конюхты оказался очень трудным — лошади скользили и падали. Пришлось идти осторожно и медленно. Одолев этот подъем, двигались дальше легко и, пройдя 3 или 4 версты, добрались до деревни. Редко в походе крестьянская изба казалась такой уютной и отдых столь желательным. Хотя заполнили избы до предела, но поместились почти все под крышей, и даже не казалось тесно. Достали кое-что поесть и покормить лошадей — правда, очень немного. Странно, что общая волна движения, загромоздившая тракт, все пожравшая на своем пути, оставила в покое этот пункт, недалеко отстоявший в стороне. Если кто и знал об этом, не сворачивал, боясь потерять место в колонне.

На рассвете 25 декабря части ижевцев и 2-й Оренбургской казачьей бригады, отдохнувшие и обогревшиеся в течение нескольких ночных часов, выступили к деревне Дмитриевской через другую таежную деревушку Верхний Барсаж. 1-й и 4-й эскадроны оставались до 12 часов в Н. Конюхтах, а затем перешли в Верхний Барсаж, выставив охранение в сторону Н. Конюхт. Полк в полдень получил приказ перейти в деревню Дмитриевскую. Здесь в полном разгаре шел упорный бой.
Перед полуднем противник появился с севера от хутора Одина (к северо-западу от деревни Дмитриевской). Возможно, что это был отряд красных, который вечером 23 декабря наступал на деревню Боровушку с севера и встретил упорное сопротивление 1-го Ижевского полка. Не будучи в состоянии продвинуться к Боровушке, этот отряд пошел в более глубокий обход, с выходом в наш тыл у деревни Дмитриевской. По этому пути в предыдущие дни шли некоторые части 2-й армии, в том числе 8-я Камская дивизия.

Движение красных с севера на деревню Дмитриевскую, при успехе, могло отрезать всю часть растянувшейся колонны войск и обозов, которые еще не достигли этой деревни. Но первая атака противника была отбита. После полудня нажим с этой стороны начал усиливаться. Красных отбивали воткинцы и Егерский батальон Уральской дивизии.

Вскоре началось наступление и со стороны хутора Граничного. Здесь сдерживали упорно наседавшего врага полки 7-й Уральской дивизии. В деревне утром было еще большое скопление людей и обозов. Около какого-то здания, кажется школы, лежали разобранные и испорченные орудия. Взрывать их боялись или не имели для этого средств и портили колеса и ломкие части топорами и ломами. Было брошено и много пулеметов и другого ценного боевого и хозяйственного имущества.

В деревне появились какие-то неизвестные, пытавшиеся вызвать возмущение среди усталых солдат перемешавшихся и деморализованных частей. Четырех из этих лиц захватили и отвели в штаб стрелки одного из уральских полков. У выхода из деревни в беспорядке скопились обозы, стояла ругань и шла перебранка — кому идти вперед. Прибывший утром в деревню Дмитриевскую генерал Молчанов со своими офицерами и ординарцами начал наводить порядок в деревне и при выходе на дорогу. Была установлена очередь для движения, приказано бросить сани и уходить верхом или пешком тем, лошади которых измучены. Недалеко за Дмитриевской движение затормозилось из-за большого скопления обозов. Эти обозы не могли пройти далеко и были обречены на захват красными. Закупорив дорогу, они обрекали на гибель и тех, кто двигался за ними, в том числе строевые части, ведшие арьергардные бои.

Накануне Волжской конной бригаде было приказано скинуть такие обозы в сторону и освободить дорогу, для чего обрубить постромки и заставить обозников и беженцев следовать дальше верхом или пешим порядком. Это не всегда помогало. После прохода бригады владельцы саней возвращались обратно, исправляли постромки и вновь загромождали дорогу. Генерал Молчанов послал два эскадрона с энергичным офицером поручиком Багиянцем сжечь эти застрявшие обозы, не считаясь ни с какими протестами. Заставить выпрягать лошадей, садиться верхом и уходить. Сани собирать в кучу и сжигать, чтобы собственники не возвращались и не впрягали лошадей вновь. Только для больных и детей разрешалось делать исключение.
Чтобы проверить, насколько Багиянц понял свою задачу, генерал Молчанов спросил его:

— А если встретишь командующего армией, едущего в санях, что будешь делать?
— Сожгу сани и предложу ехать дальше верхом. Скажу, что диктатор тайги, генерал Молчанов, приказал так поступить, — ответил Багиянц твердо.

Генерал Молчанов убедился, что приказ понят и будет выполнен. Захватив банки с керосином, найденным в обозах же, Багиянц с двумя эскадронами сжег от двух до трех тысяч саней и уничтожил за деревней Дмитриевской образовавшуюся пробку из неподвижных обозов. К вечеру деревня была очищена. Много разных отбившихся частей удалось протолкнуть или уничтожить.

Больше 7 часов уральцы и воткинцы отбивали атаки красных. Эти части почти полностью погибли. К вечеру красные продвинулись к самой деревне. Ижевцы — 1-й полк и два эскадрона Конного полка — ввязались в бой и задержали красных у выхода из деревни. Вскоре получили приказ отходить. Прикрывал отход 2-й Ижевский полк. В коротком столкновении в двух эскадронах был убит один офицер и потеряно около десяти всадников.

Проходили мимо догоравших костров из саней обозов и беженцев. Можно было видеть, как пламя уничтожало сундуки с одеждой, одеяла, подушки и прочее добро; шипело сибирское масло, которое везли целыми бочонками; по временам взрывались патроны и ручные гранаты, пугая наших лошадей… На перекрестке к хутору Тугановскому, который лежал к северу от дороги, был выслан разъезд для выяснения, не занят ли хутор противником. Красных там не оказалось. Ночью пришли в поселок Александровский, где встретили утро 26 декабря.

2-й полк, без нажима красных, видимо отдыхавших после тяжелого боя у Дмитриевской, отошел к поселку Александровскому. В охранении была оставлена рота с пулеметом. На помощь роте охранения был утром послан 1-й эскадрон, который выслал вперед разведку. Пробыли в поселке до полудня. Здесь же был и командир Егерского батальона 7-й Уральской дивизии полковник Андерс, один из немногих офицеров, вышедших из боя. Потрясенный гибелью дивизии, он с рыданиями бессвязно повторяя рассказ о гибели уральских полков, кого-то обвиняя в этой трагедии, и грозил разоблачить каких-то виновников этой катастрофы.

Александровский — небольшой поселок, весь объеден. Для себя не нашли ничего. Лошадям могли дать только многолетнюю высохшую солому с крыш сараев, которую они жевали очень неохотно. Противник не показывался. В полдень выступили дальше на поселок Успенский. В арьергарде остались два эскадрона. На перекрестке с дорогой, направлявшейся к хутору Придорожному, образовался новый затор. Опять пришлось большое количество саней сжечь и уничтожить это неожиданно появившееся препятствие. Сделано это было как раз вовремя. Красные возобновили свое преследование. 2-й полк, сменивший конный арьергард, дал противнику отпор и понес потери, но заставил красных остановиться, не доходя до перекрестка путей на хутор Придорожный. В полку кончаются патроны. Капитан Володкевич направился к застрявшим обозам найти патроны и пропал.

Поздно вечером 2-й полк и два эскадрона Конного полка, находившиеся в арьергарде, подошли к поселку Успенскому — всего три или четыре бедных избы, расположенные на дне глубокого оврага. Дым застилал овраг, и через дым светили огни многих сотен костров. Невозможно было сказать, кто здесь находится, но большая площадь, на которой виднелись костры, указывала, что здесь скопилось несколько тысяч людей. По крутой дороге спустились вниз, казалось — в «преисподнюю». Начали разыскивать начальника дивизии. Он был занят разгрузкой дамбы, по которой шла дорога дальше, — торопил тех, кто был в состоянии двигаться вперед, и заставлял съезжать в сторону ехавших на измученных лошадях.

Нашли генерала Молчанова в одной из изб, когда он, после разгрузки дамбы, зашел для ознакомления с дальнейшей дорогой. Маленькая керосиновая лампа слабо освещала довольно просторную комнату. На полу, вдоль стен, лежало много больных тифом. Некоторые уже были мертвыми, их вынесли и сложили снаружи. На их места положили других тифозных, недавно привезенных. Посреди избы обогреваются толпы людей. С трудом можно было протиснуться в угол, к столу, где начальник дивизии сидел за картой и расспрашивал местного жителя о дороге.

Вскоре к столу стал пробираться ординарец штаба и тащил какого-то штатского в потертой, но теплой шубе. Этот молодчик вел агитацию за прекращение дальнейшего похода и за сдачу красным. Один из многочисленных агитаторов, проникших в ряды отступавших под видом беженцев. Они имели успех среди солдат, отбившихся от своих частей, угнетенных тяжелыми условиями похода и потерявших веру в благополучный исход. Для таких агитация советских агентов давала какую-то надежду на спасение. Агитатор оказался тупым и малоречистым. Он прямо не отрицал свою вину, а упорно повторял: «Я не против вас, я за народ, я за справедливость»… На свою беду он нарвался на тех, кто хорошо узнал «справедливость» и «заботу о народе» пославших его. После допроса не оставалось сомнения, что он — большевистский агент. Приговор был короткий — расстрелять. Ординарцы вывели его за избу и, чтобы не делать тревоги, выстрелом из маленького «бульдога» закончили его службу нашему врагу.

2-й полк должен был сменить конных ижевцев, но в темноте и сутолоке найти его не удалось. Генерал Молчанов приказал командиру Конного полка принять обязанности начальника арьергарда, разыскать 2-й полк и прикрыть поселок Успенский.
Появился пропавший капитан Володкевич. Он, взяв из 5-го Боткинского эскадрона один взвод, отправился в хутор Придорожный набрать патронов для 2-го полка. В этом полку патроны были на исходе. Его предприятие оказалось удачным. Он вернулся из хутора с воткинцами, и все они были обвешаны башлыками и вещевыми мешками, наполненными пачками патронов. Володкевичу удалось наткнуться на обоз какого-то полка, где среди хозяйственного имущества были запасы нужных ему патронов, а для перевозки их ему дали башлыки и мешки. Обоз этот, на совершенно обессиленных лошадях, дальше двигаться не был в состоянии. Начальник обоза с большей частью своих подчиненных ушел вперед с небольшим количеством повозок.

Капитан Володкевич сообщил выступившей вперед заставе Конного полка, что по его следам двигается отряд красных — слышен скрип саней. Вместо противника было встречено несколько саней наших отставших, вышедших из хутора Придорожного вслед за Володкевичем. Застава заняла место в лесу, верстах в полутора-двух от поселка Успенского. Вперед выехал на разведку офицер с одним всадником.

Об этой разведке офицер вспоминает: «Просека слабо освещалась звездами, но на матовой снежной полосе можно было заметить всадников на полтораста—двести шагов. Кругом полнейшая тишина. Появление противника мы могли услышать задолго до того, как его увидеть. По сторонам дороги — брошенные сани, иногда одиночные, в других местах группами. Послышался скрип полозьев. Опять тихо, и снова скрип. Поехали навстречу. Заметили одиночные сани. Ехал больной фельдшер. Измученная лошадь едва плелась и, сделав несколько шагов, останавливалась на отдых. Сказал фельдшеру, что деревня близко и чтобы он поторопился.

Двинулись дальше. Брошенный возок, и оттуда, заслышав нас, слабый голос: «Ваня! Ваня! Скоро ли дальше?» Среди окружающей мертвой тишины показалось, что голос идет из-под могильной плиты — голос заживо погребенного, брошенного больного, которого какой-то Ваня оставил здесь на дороге замерзать, а сам отпряг лошадей и удрал. Мы ничем не могли помочь несчастному и не откликнулись на его зов.

Проехали еще вперед. Еще одни сани, запряженные парой лошадей. На них священник с двумя маленькими дочками, и опять еле бредущие лошади. Священник понукал лошадей вожжами. В меховой шапке, с маленькой заиндевевшей бородкой, с измученным лицом. Глаза священника выражали необыкновенное страдание и покорность судьбе… Если иконописцу нужно бы было найти лицо, с которого писать Лик Спасителя на Кресте, нельзя было бы найти более подходящее. Маленькие спутницы священника, попавшие в одну из самых зловещих трагедий братоубийственной войны, испуганно смотрели на нас. Но, наверное, они не понимали, какая участь может постигнуть их отца — служителя Христа, военного священника.

Проехали дальше. Красные не появлялись. Но нельзя было зарываться далеко. Прошло полчаса со времени встречи со священником, и никто больше не показывался на опустевшей дороге. Возвращаясь назад, остановились в двух местах, где было брошено много саней, и, вытащив их на дорогу и запутав постромками и вожжами, устроили завалы. Препятствие не очень значительное, но, когда красные начнут разрубать веревки, разбрасывать сани и ругаться, застава будет предупреждена об их приближении. На обратном пути к заставе священника и фельдшера не встретили — они успели добраться до деревушки. Возок, из которого слышался призыв к Ване, был безмолвен…»

К полуночи вышло из поселка Успенского все, что могло дальше двигаться. Как и в Дмитриевской, здесь было брошено много саней и разного имущества. Нашими артиллеристами, прошедшими днем или двумя раньше, была оставлена здесь часть наших пушек. Не было возможности с обессиленным конским составом вытащить всю артиллерию. С большими усилиями вытянули из оврага четыре пушки, сняв с остальных замки и панорамы. Около полуночи генерал Молчанов со штабом отправился в деревню Глухари, в 9—10 верстах от Успенского.

Через час или два после полуночи красные подошли к поселку. Застава наша их обстреляла и отошла к своему эскадрону. Арьергард — два эскадрона, около 120 всадников — перешел через дамбу и остановился на берегу оврага. По слуху определили подход красных к спуску в овраг. Встретили их тремя залпами. Не столько для того, чтобы нанести потери, сколько для того, чтобы дать понять противнику, что двигаться без сопротивления ему не удастся. Вместе с тем эти залпы, пронесшиеся над головами сидевших у костров, предупреждали о подходе неприятеля. Кто еще имел возможность выбраться — мог это сделать.

Ночь была очень морозная. Стоять на месте и поджидать противника было невозможно. Поочередно сменяясь, эскадроны останавливались на короткое время, спешивались, высылали дозоры и медленно двигались дальше. Красные, видимо, были заняты обезоруживанием оставшихся в поселке Успенском и несколько часов нас не тревожили.

Приближалось утро 27 декабря. Наступали пятые сутки, когда, кроме короткого ночного отдыха в деревне Конюхте, два арьергардных эскадрона были беспрерывно в седле или на ногах, двигались или стояли в колонне обозов, несли сторожевку или отстреливались от противника. Отсутствие сна и пищи давали себя знать. Усталость была необыкновенная. Тем не менее никто не жаловался на этот изнурительный поход и, падая иногда в снег от усталости на остановках, находил откуда-то силы вскакивать на ноги и быстро выполнять полученный приказ или команду. В продолжение пяти часов арьергард медленно двигался к деревне Глухари, до которой оставалось еще версты две. Близился рассвет. Выстрелы дозорных предупредили о появлении врага. Немедленно об этом донесено начальнику дивизии.

Деревня Глухари, как и пройденный хутор Успенский, лежала в долине горной речки, но спуски к ней были более пологие. Всем находившимся там частям был отдан приказ выступить дальше. Арьергардные эскадроны, по-прежнему действуя по очереди, занимали позиции, задерживая красных, и отходили, когда противник рассыпал свои цепи и открывал ружейный и пулеметный огонь. В упорный бой не ввязывались из-за отсутствия пулеметов и за недостатком патронов. Более частые остановки на удобных позициях, обыкновенно у поворотов дороги или на перегибе местности, заставляли преследовавшую нас красную конницу спешиваться, разворачиваться, открывать огонь, потом вновь собираться и проделывать вскоре все сначала. Огонь по красным открывали неожиданно, и это заставляло их двигаться осторожнее и медленнее. Высылкой дозоров они старались вызвать нас на преждевременное открытие огня.

Около 7 часов утра деревня была почти свободна от частей и обозов, когда оба эскадрона подошли к ней и перешли на восточный край оврага. Здесь была занята позиция с хорошим обстрелом к противоположному берегу оврага и спуску в деревню, по которому должны были подойти красные.

Послышались их первые выстрелы. Некоторое количество обозников, еще остававшихся в деревне, бросились в беспорядке удирать, на подъеме дороги сгрудились и перемешались. Кое-как распутались и стали подниматься вверх. Некоторые передумали и спустились обратно в деревню. На той стороне оврага появилось около эскадрона красной конницы и за ней пехота. Оживленная перестрелка продолжалась минут двадцать. Одиночные сани еще покидали деревню, последние из них выскакивали под пулеметным огнем противника. Послышались выстрелы с правого фланга — красные пробовали обойти нас. Около 8 часов мы начали отход. Дорога шла по пересеченной местности, и это давало возможность часто останавливаться на удобных позициях и задерживать наших преследователей.

На пути от деревни Глухари до деревни Большая Золотогорка останавливались около 15 раз и заставляли противника спешиваться и рассыпаться в цепь. В нескольких местах загородили дорогу брошенными санями. Иногда прекращали огонь, но оставались укрыто на позиции. Красные собирались на дорогу, чтобы двигаться дальше, и вновь попадали под огонь. Было заметно, что они имели потери. Нам везло: не давая красным пристреляться и вести действительную стрельбу, мы своевременно отходили и не имели потерь на всем участке пути от Глухарей до Золотогорки.

На улицах Большой Золотогорки было много обозов и людей, видимо не собиравшихся следовать дальше. Всадники, заранее посланные предупредить о скором появлении красных, были встречены недружелюбно. «Отправляйтесь сами, а с нас довольно!» — «Куда там ехать, на край света, что ли?» — и другие ответы в том же роде слышались на предложение покидать деревню.

За деревней Золотогоркой протекала по широкой долине река Золотой Катат, разветвлявшаяся на много рукавов. Через реку шла дамба с мостами. На восточном берегу стоял выселок Малая Золотогорка. Местность сразу переменилась, тайга кончилась, и кругом были открытые поля и редкие небольшие перелески. В выселке — довольно значительной деревне — также еще находились некоторые наши части и начальник Ижевской дивизии со штабом.

К 12 часам 30 минутам арьергардный эскадрон вел с красными перестрелку, находясь на восточном конце дамбы. Патроны кончались, и с нашей стороны раздавались отдельные редкие выстрелы. Был получен приказ задержать противника два часа. Срочно второй эскадрон был послан в деревню найти патроны в находившихся там обозах. Нашли несколько десятков пачек. Немного, и пришлось экономить. Деревня была вскоре очищена от наших частей. Под угрозой обхода пришлось отойти раньше времени и арьергарду. Противник проводил нас сильным обстрелом из нескольких пулеметов, но, заняв деревню, остановился на привал, дав арьергарду возможность выиграть второй час.

Отойдя на версту, арьергард остановился у небольшого пригорка и выставил охранение. Всадники спешились. Поджидаем противника. Недалеко от дороги стоял маленький амбарчик с висячим замком. Чутьем голодных людей догадались, что тут можно чем-то поживиться. Четыре дня почти ничего не ели. Скудные запасы сухарей на черный день скормили своим походным друзьям — лошадям. Сбили замок и нашли сырое замороженное мясо, подвешенное большими кусками. Наструганное ножом тонкими ломтиками, мясо показалось очень вкусным и приятно освежило пустые желудки. Даже некоторые лошади не отказывались от этой, столь несвойственной для них пищи.

Тайга осталась позади. Дорога больше не шла посреди просеки, проделанной в мрачном, непроходимом лесу. Несмотря на необычайную усталость, голод и отсутствие патронов, стало веселее.

После большого привала красные возобновили преследование. Задерживая их, мы стали отходить к селу Красный Яр. Там собрались почти все части дивизии. К вечеру 27 декабря дошли до села. На помощь измученным эскадронам вышли остальные эскадроны Конного полка и 1-й Ижевский полк. Ночью подошли красные и повели наступление на село. Их атака была отбита. В 1-м полку убит командир батальона капитан Помосов.

Движение к Красноярску

При переходе через тайгу 3-я армия понесла огромные потери. Погибли у деревни Дмитриевской, почти целиком, 7-я Уральская дивизия и Боткинский кадровый полк. Оставлена большая часть артиллерии, и только ижевцам удалось вывезти четыре орудия. Брошено много пулеметов, погибло много обозов. Застряло большое количество беженцев, не бывших в состоянии протащить тяжело нагруженные сани на обессиленных лошадях, не получавших корма.

Обозные части Ижевской дивизии, в том числе Конного полка, удачно прошли тайгу, двигаясь через нее на два-три перехода впереди боевых частей. Ижевцы привыкли действовать дружно во всех случаях: в боях и в походе. Поэтому и тыловые части дивизии шли сомкнуто, не разбиваясь и не перемешиваясь с другими частями, насколько было возможно в создавшихся тяжелых условиях. Начальники хозяйственных частей и коменданты, в большинстве энергичные и находчивые офицеры и чиновники, прилагали все усилия, чтобы продвигать порученные им обозы в целости и сохранности. Теперь обозы поджидали боевые части, чтобы двигаться дальше совместно.

После прохода тайги намечался план остановить красных у восточных выходов из тайги, загородив их отрядами с большим количеством пулеметов, обильно снабженными патронами. Если бы это удалось, можно было бы выиграть время для приведения в порядок перепутавшихся частей, подтянуть отставших, дать некоторый отдых и восстановить боеспособность. Но обстановка этого не допускала.

Некоторые части 1-й армии, двигавшейся на правом фланге фронта, перешли на сторону красных, а частью разоружились и разошлись. Сибирский тракт, проходивший через Томск, был открыт противнику для выхода в тыл 2-й и 3-й армиям. В Красноярске шли усиленные приготовления левыми группами к восстанию с целью отрезать отступавшим движение на восток. На свою сторону эти группы привлекли командира 1-го Сибирского корпуса генерала Зиневича и подчиненные ему войска. Генерал Зиневич объявил об «окончании» Гражданской войны и потребовал от главнокомандующего генерала Каппеля сложить оружие. К взбунтовавшемуся гарнизону Красноярска шли на усиление большие отряды красных партизан Щетинкина, Кравченко и др.

Вместо задержки красных на восточной границе Томской тайги и приведения себя в порядок отступавшим армиям приходилось торопиться к Красноярску и двигаться в тяжелых условиях. От Щегловской тайги до Красноярска более 400 верст. Не доходя до города, к югу тянется новая полоса тайги, не имевшая дорог с запада на восток. Эта тайга находится на левом берегу реки Енисея, примерно к югу от участка железной дороги ст. Кемчуг — Красноярск. Ст. Кемчуг — в 85 верстах к западу от города Красноярска.

Все отряды и обозы, двигавшиеся южнее железной дороги, главным образом из состава 3-й армии, находились под ударом быть прижатыми к этой тайге и отрезанными от путей отступления. Необходимо было выбраться на железную дорогу возможно скорее. Последним пунктом выхода из ловушки являлась станция Кемчуг.

Тяжелые условия перехода через Щегловскую тайгу задержали 3-ю армию, и она двигалась на полтора-два перехода на уступе позади 2-й армии. Теперь, после прохода тайги, шли по нескольким дорогам и по сравнительно населенному району. Можно было ночевать под крышей и находить продукты, а для лошадей — корм. Лошади были сильно изнурены, и многих приходилось заменять покупкой или обменом. Сибирские крестьяне нередко вполне добровольно обменивали изнуренную лошадь на свою, в хорошем теле. Это освобождало их от подводной повинности или же захвата крепкой лошади бесплатно или за обесцененные кредитные билеты. А изнуренную лошадь можно «выходить».

Измена генерала Зиневича в Красноярске заставляла ускорить движение, чтобы не дать возможности перешедшему на сторону красных гарнизону и подходившим к ним на усиление шайкам партизан организовать оборону города и закрыть нам дальнейший путь отступления. Не приходилось думать о столь необходимом отдыхе и приведении перепутавшихся частей в порядок. О дневках забыли, ночлеги и привалы были сокращены до предела, величина переходов увеличена.
Несмотря на большие потери в тайге, дороги и на этом участке пути были загромождены большим количеством частей, обозов и беженцев. Только немногие части двигались в порядке. Большинство было разбито на мелкие группы и перемешались с обозами и беженцами. На случай потери связи с начальником дивизии частям ижевцев было приказано пробиваться к железной дороге и двигаться к Красноярску.

Конный Ижевский полк в ночь 27—28 декабря выступил из деревни Красный Яр и, проделав большой переход, дошел до деревни Ново-Троицкой. После еще одного или двух переходов полк нагнал свою хозяйственную часть. Кажется, впервые после выступления из Омска, где полк формировался, он оказался собранным в полном составе. Генерал Молчанов захотел посмотреть полк и отдал приказ, перед выступлением на следующее утро, построить полк для смотра.

Привыкнув за последнее время к малочисленности частей, выстроенный Ижевский полк показался по крайней мере конной бригадой. Шесть эскадронов, учебная команда, пулеметная и подрывная команды, штаб с командами связи и комендантской, хозяйственная часть, санитарная и ветеринарная части и, наконец, детище Гражданской войны — «семейный» дивизион, в котором насчитывалось около 200 жен, детей и стариков. За боевыми частями каждого эскадрона в 90—100 сабель стояли по 30—40 всадников «запаса», не имевших седел, многие без шашек, сидевшие на попонах или других приспособлениях. Всего было выстроено более 800 всадников, с обозными и нестроевыми до 1000 человек, не считая семей. Благодаря большому обозу неудивительно, что построенный для смотра полк казался много больше, чем полк нормального состава. Но несмотря на разнообразие обмундирования, разномастность лошадей, не говоря уже о необычном виде обоза, полк представлял стройное зрелище.

В условиях тягости похода, после ран, нанесенных всем частям армии проходом через тайгу, здесь чувствовались порядок и дисциплина — результат забот и работы начальников всех степеней и однородности и сплоченности состава. Адъютант полка отправился доложить начальнику дивизии, что полк построен для смотра. Но вместо прибытия генерала Молчанова был получен приказ отправить обозы дальше, а полку приготовиться немедленно к выполнению боевых задач. Полку не пришлось больше встретиться со своей хозяйственной частью.

Продолжая делать большие переходы, полк к вечеру 1 января 1920 года (по нов. ст.) достиг села Назарова, находившегося в 30 верстах к югу от города Ачинска. За пять дней было пройдено 250 верст. Назарово расположено на тракте Ачинск— Минусинск, вдоль которого идет телеграфная линия. 2 января задачей полку назначалось движение к городу Ачинску и удержание этого пункта от захвата противником. Полк приготовился к выступлению, но в 9 часов утра на телеграфной станции было получено сообщение, что Ачинск уже захвачен большими силами красных. Об этом было немедленно послано донесение начальнику дивизии.

Обновлено: 01.11.2018 — 17:16

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

История Кемерово © 2018 Яндекс.Метрика