А. Камбалин. 3-й Барнаульский Сибирский стрелковый полк в Сибирском Ледяном походе

А. Камбалин. 3-й Барнаульский Сибирский стрелковый полк в Сибирском Ледяном походе // М.: Центрполиграф, 2004. C. 329-403.

[ref]Камбалин Александр Иннокентьевич, р. 20 августа 1888 г. Иркутское военное училище (1909). Полковник. Георгиевский кавалер. В белых войсках Восточного фронта; в августе—сентябре 1919 г. командир 3-го Барнаульского Сибирского стрелкового полка, в ноябре—декабре 1919 г. врид командующего войсками Барнаульского и Бийского районов. Участник Сибирского Ледяного похода, в середине февраля 1920 г. начальник Северной колонны. В эмиграции в США. Умер 24 мая 1972 г. в Сан-Франциско.
Впервые опубликовано: Белая гвардия. Альманах. 1997—1998. № 1—2.[/ref]

Распрощавшись с любезными хозяевами, я вернулся в свой штаб и отдал приказ частям Барнаульской группы о дальнейшем движении через Салагирский хребет в бассейн реки Томь в Щегловский уезд, с общим направлением на город Щеглов. Кузнецкая тайга (по-местному «чернь») составляла издавна владения Кабинета Его Величества, управлялась местным отделом Алтайского горного округа, когда-то разрабатывавшим также многочисленные богатейшие рудники, как, например, Сузунский, Змеиногорский, Локтевский, Ридцеровский, Зыряновский и др. Лесные богатства этого края, главным образом лиственных пород, неисчислимы. При тихой зимней погоде, при легком морозце, пощипывавшем нос и щеки, сказочную картину являла вековая тайга, с ее великанами елями, оснеженными тяжелыми пластами рыхлого, сверкающего алмазами снега. При обилии атмосферных осадков порою покров снега достигал 2—3 аршин глубины.

Малонаезженные местные дороги, позволявшие упряжку лошадей только «гусем» (уносом), доставляли немало огорчений и хлопот нашим походным колоннам, особенно артиллерии морских стрелков. Кони и люди выбивались из сил, поминутно вытаскивая из сугробов ту или иную подводу с орудием или со снарядами. Достаточно было неосторожно ступить на шаг от дороги в сторону, как лошадь по брюхо проваливалась в рыхлый снег, беспомощно барахтаясь в нем, не находя твердой точки опоры для ног. Поразительное безмолвие лесной пустыни — тайги в такую погоду нарушалось обозным скрипом, людским говором и криком солдат, подбадривавших провалившихся в снег лошадей. Измученные и усталые приходили мы на ночлег, где в тесных избах лесников и засыпали тяжелым мертвым сном.

От деревни Вагановой, на восточном склоне Салагирского нагорья, мы вздохнули свободнее, так как вступили в равнинную полосу Щег- ловского уезда, богато населенную и обильную продовольствием и фуражом. Кузнецкий и Щегловский уезды Томской губернии всегда славились своими отличными сибирскими ломовыми лошадьми — обстоятельство, имевшее для нас немаловажное значение, так как благодаря малочисленности казенного обоза мы широко пользовались обывательскими подводами из попутных деревень.

На остановке в деревне Вагановой произошли важных события, определившие характер дальнейшего похода 3-го Барнаульского Сибирского стрелкового полка. Дело в том, что в этом районе мы влились в общий фронт отходящей армии генерала Каппеля, связались с соседними частями 7-й Уральской дивизии (вр. командующий полковник Бондарев) и, кажется, 7-й Кавалерийской дивизией. Так как дальнейшее движение самостоятельной группы войск Барнаульского и Бийского районов, возникшей совершенно случайно, являлось крайне затруднительным ввиду забитости дорог частями других более значительных групп, а также и невозможностью установления связи с генералом Каппелем и получения новых заданий и маршрута для вверенной мне группы, я решил последнюю расформировать, откомандировав 15-й Прифронтовой Боткинский полк в 7-ю Уральскую дивизию, полк «Голубых улан» в 7-ю кавалерийскую дивизию и артиллерию в Бригаду Морских стрелков, то есть попросту отправив части по своим коренным высшим соединениям, я остался со своим 3-м Барнаульским Сибирским стрелковым полком и Отрядом особого назначения. Последний, впрочем, тоже скоро покинул нас, неожиданно, тайком, уйдя куда-то в сторону Сибирской железной дороги.

Такое «самоопределение» Отряда особого назначения меня не удивило и не огорчило нисколько, ибо за время похода он зарекомендовал себя с самой отрицательной стороны. Привыкший к своевольству и к грабежам, имевший весьма слабое представление о воинской дисциплине, при слабовольном начальнике отряда полковнике де Липпе-Лип- ском112, отряд этот не блистал боевыми подвигами.

Итак, я снова принял свой 3-й Барнаульский Сибирский стрелковый полк, который хорошо знал и в который верил. Счастлив подтвердить, что эта вера меня не обманула в продолжение дальнейшего в несколько тысяч верст похода, при самых тяжелых климатических условиях, при обстановке полной безнадежности боев, хаоса, развала власти и армии. Неожиданно освободившись от трудного управления большой колонной из случайно составленных частей и тем сняв с себя бремя тяжелой ответственности, я почувствовал небывалое облегчение и все силы свои отдал заботам о вверенном мне полке.

Задачей полку я поставил установление связи со штабом 1-й Сибирской дивизии и присоединение к частям 1 -й армии генерала Пепеляева. Из этого задания естественно вытекало и направление нашего движения на северо-восток к Сибирской железной дороге через деревни Журавлиха, Тарасово, Окунево, Салтыково, Летуново и город Щеглов. Движение небольшой колонны в один полк имело много тактических преимуществ и легко обеспечивало нам транспортные средства, продовольствие, фураж и кров на ночлегах.

Помню, как уговаривал меня начальник 7-й Уральской дивизии войти в состав его колонны и двигаться южной частью Щегловского уезда наперерез Мариинской тайги по старым приисковым дорогам и далее на восток через Мариинский уезд. Маршрут этот был ему указан штабом армии. Имея уже небольшое представление о состоянии таежных дорог и не доверяя этому направлению, я отказался от предложения. Предчувствие меня не обмануло: 7-я Уральская дивизия из Мариинской тайги выйти не смогла, была настигнута красными и сложила оружие. Впоследствии полковник Бондарев командовал какой-то красной бригадой при наступлении их на Читу в мае 1920 года.

Столкновений с красными партизанами на своем пути к городу Щеглову не имели. Правда, один раз мы вспугнули банду их, хозяйничавших в каком-то селе недалеко от Щеглова и сжегших там церковь. Другой раз, только что войдя в какую-то богатую деревню и расходясь по квартирам, роты были обстреляны ружейньм огнем со стороны соседней деревни. Оказалось, что какая-то конная часть нашей же армии решила попугать нас и выжить из этой богатой деревни, дабы самой использовать ее для ночлега и сбора подвод. Расчет их не удался: «нашла коса на камень» — сами же они потеряли несколько человек ранеными.

Не доходя с запада нескольких верст до города Щеглова, ночью мы втянулись в деревню Летуново, сплошь забитую обозами и войсками и озаряемую ярким пламенем многочисленных костров. Найдя квартиру штаба, я представился начальнику Уральской группы 3-й армии генералу Соколову[ref][/ref], у которого шло совещание с командирами частей; между последними я запомнил генерала Круглевского, совсем еще юного, но уже с Георгием на груди, увенчанного боевой славой (начдив 11-й Уральской дивизии), и начдива 13-й Сибирской генерала Зощенко (служившего когда-то в 10-м Омском резервном полку).

Получив исчерпывающую информацию о положении дел и видя, что в районе Щеглов — ст. Тайга мне не найти частей 1-й Сибирской армии, я решил двигаться на восток с частями 3-й армии, поэтому просил генерала Соколова включить мой полк в его группу и колонну. На мою просьбу отвести моему полку для ночлега хоть несколько халуп генерал Соколов заявил, что деревня Летуново совершенно забита обозами, но в полутора верстах от Щеглова есть свободная деревня, которую можно занять, но предупредил, что нет пока никаких сведений, в чьих руках находится город Щеглов, ибо бой предыдущего дня с красными партизанами, занявшими Щеглов, окончился вничью.

Делать было нечего. Люди замерзали на подводах, нуждаясь в крове и горячей пище. Оставив у генерала Соколова офицера для связи, я выслал в указанную выше деревню на разведку конную сотню полка, и полк двинулся туда тотчас же. К нашему счастью, не только большая деревня, давшая нам хороший отдых, но и город Щеглов были оставлены партизанами.

На следующее утро, заняв указанное приказом по колонне место, мы двинулись в тяжелый крестный путь через город Щеглов в Мариинскую тайгу. Дорога от города Щеглова до села Красный Яр (Мариинский уезд) пролегает горной, таежной местностью, с очень редкими и бедными поселками новоселов, протяжением до 80—90 верст. Кругом стеной непроходимая, особенно зимой, тайга с глубоким снежным покровом и разъезженным, избитым до невероятности, единственным переселенческим трактом.

Первый переход (около 20—25 верст) прошли сносно, ночевали наполовину в домах, наполовину у костров. По мере дальнейшего продвижения трудности все возрастали, количество обозов увеличивалось, ехали уже в 2—3, а иногда в 4—5 рядов; малейшая задержка в голове колонны отражалась часовыми и больше простоями под открытым небом при 20—25-градусном морозе. Обмороженных из-за легкой одежды и плохой обуви становилось все больше и больше. Единственным спасением были костры, едкий дым которых устилал наш путь. Только в нашем положении можно было оценить, что значит «греться у своего костра». Не только отсутствие горячей пищи, но у многих и запасы хлеба подходили к концу. Лошади падали от бескормицы и отсутствия водопоя.

При многих частях следовали семьи военнослужащих и беженцы. Всюду слышался плач детей и стоны больных и раненых. Дикие сцены драк и самоуправств при желании обогнать впереди идущую подводу наблюдались не редко. Злоба и отчаяние, холод и голод, страх за семью и близких, угроза со стороны наседавших красных понизили нравственную чувствительность, пробуждая самые низменные инстинкты человеческой натуры. Управление отсутствовало совершенно, а между тем штабов и высшего начальства было хоть отбавляй.

Положение становилось трагическим и могло кончиться более печально, если бы в арьергарде не было столь стойкой и доблестной Ижевской дивизии генерала Молчанова. В районе станции Тайга Сибирской железной дороги красные вели упорные бои с эшелонами 5-й Польской дивизии. После полудня второго дня пути, видя, что дальнейшая задержка в дороге гибельно отзывается на личном составе полка, я решил бросить излишний обоз и, посадив части людей верхом, приказал остальным двигаться вперед пешком обочинами дороги и между рядами повозок.

По мере приближения нашего к деревне Кузьминой, что в расстоянии двух третей пути от Щеглова, дорога оказывалась все более забитой брошенными повозками, трупами павших лошадей, грудами упряжи и амуниции; валялись на дороге и в стороне от нее в снегу орудия, снаряды и даже пулеметы и патроны. Было несколько несчастных случаев взрыва брошенных на дороге ручных гранат; эти взрывы вносили еще большую сумятицу и панику.

Деревня Кузьмина, расположенная в глубокой котловине при речке, была буквально забита войсками и обозами, спешившими в ней подкормить и напоить лошадей да и самим подкрепиться чем Бог послал. К востоку от Кузьминой тракт был относительно свободен, и части, вовремя проскочившие пробку в Кузьминой, на рысях подкатывали к Красному Яру. Очевидно было, что корнем всех бед и напастей была пробка в этой злополучной деревне, что явилось результатом абсолютного отсутствия управления со стороны высших штабов.

Оставив в нужных местах на дороге маяки, я лесной тропой обошел деревню Кузьмину справа и, выйдя южнее ее к мельнице, остановил полк на ночлег. В течение ночи подобрались и остальные. В колонне под Кузьминой мы оставили только несколько подвод с самым необходимым грузом, причем начальник хозчасти капитан Бухалов лично остался с ними, обещая дотянуть их до Красного Яра во что бы то ни стало. Свою задачу он выполнил блестяще благодаря своей находчивости сибиряка и настойчивости.

Наутро мы бодро выступили в поход и без особых задержек, но усталые и разбитые к вечеру вошли в большое и богатое село Красный Яр. У ворот поскотины этого села можно было наблюдать забавную картину, напоминавшую базар или ярмарку. Множество людей толпилось у костров и выкрикивало названия своих частей, собирая таким образом своих отсталых из подходящей колонны.

Дневка в Красном Яру дала нам возможность собраться, обогреться и привести в порядок расстроенные ряды и хозяйственную часть. Потеряли мы много подвод и материальной части из запасов вооружения и снаряжения. Впереди в боях мы могли рассчитывать только на то, что вынесли на себе: винтовки, некоторый запас патронов и несколько пулеметов. О продовольствии и транспортных средствах беспокоиться особенно не было смысла, так как мы знали о богатстве сел и деревень Мариинского уезда, а денежный сундук с миллионами сибирок начхоз капитан Бухалов спас и вывез в сохранности.

Обновлено: 01.11.2018 — 19:52

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

История Кемерово © 2018 Яндекс.Метрика