Лизогуб П.П. Герой Бородинского сражения — кузнечанин А.Г. Меретеев // Из Кузнецкой старины. Новокузнецк: Изд-во ООО «Полиграфист», 2010. Вып. 1. C. 105-114.
Некогда высказанная мысль о том, что в «орбиту» скромного, далёкого от «большой цивилизации» Кузнецка[ref]В дореволюционный период население г. Кузнецка едва достигало четырёх тысяч человек.[/ref] очень часто попадали личности незаурядные, зачастую общероссийского масштаба, оставившие свой яркий и заметный след в истории Отечества, на гражданском либо военном поприще, с каждым годом находит всё большее подтверждение. Этот своего рода «кузнецкий феномен» ещё ждёт своего осмысления и научного объяснения. А.Г. Меретеев, безусловно, из этого же ряда «замечательных людей». Это пока единственный известный к настоящему времени офицер-кузнечанин, участник Бородинского сражения, похороненный в нашем городе.[ref]Известно, что другой наш выдающийся земляк Иван Осипович Годлевский, кавалер ордена Св. Георгия IV степени, тоже принимал активное участие в Отечественной войне 1812 г. Его участие в Бородинском сражении также весьма вероятно. Однако, начав в молодости военную карьеру, он покинул Кузнецк и, судя по всему, сюда после 1812 г. больше не возвращался. Отождествление Ивана Осиповича Годлевского и конюховского «ныне живущего здесь (в Кузнецке, в 1867 г. — П.Л.) господина генерала Годлевского» пока следует признать предположительным, поскольку сведениями о захоронении И.О. Годлевского на кузнецкой земле историки до сих пор не располагают. См.: Кауфман А.О. Генерал И.О. Годлевский — представитель одной из старейших военных династий Кузнецка / / Разыскания. Кемерово, 2007. Вып. 7. С. 14-18.[/ref]
Александр Григорьевич Меретеев родился в 1765 г. Он происходил из дворян Серпуховского уезда. О его родителях сведений нет, однако, судя по всему, его семья была небогатой, поскольку в отличие от многих дворян Московской губернии крепостных крестьян — основу экономического благосостояния того времени — она не имела. Александр избрал традиционную для небогатого дворянина той эпохи карьеру военного, и всю свою жизнь ему приходилось рассчитывать только на своё служебное жалованье. Как и многие его сверстники, А.Г. Меретеев начинает действительную (а не номинальную)[ref]В екатерининскую эпоху среди богатых дворянских семейств, особенно приближён¬ных к императрице, всё ещё широко использовалась практика зачисления (формально, на бумаге) своих детей в тот или иной (чаще — гвардейский) полк. К 16-18 годам такие юноши уже имели высокие офицерские чины.[/ref] службу с пятнадцатилетнего возраста, будучи зачислен 1 января 1780 г. рядовым в Омский пограничный батальон[ref]РГВИА. Ф. 489. Оп. 1. Д. 2280. Л. 10 об.[/ref]. Служба в далёком сибирском гарнизоне также говорит о том, что Меретеевы не имели каких-либо связей либо протеже при дворе, и их сын начал свою воинскую карьеру с мало престижного и периферийного гарнизона. Кроме того воинскую специальность Александр начал осваивать непосредственно на практике в части, не имея за плечами какого-либо специального военного образования. Впрочем, это было скорее правило для того времени, чем исключение. Однако в целом всё это сказалось на продвижении А.Г. Меретеева по службе. В течение девяти лет (!) он служит рядовым[ref]Столь длительная служба дворянина рядовым была обусловлена правилами, введёнными ещё Петром I, по которым считалось, что дворянин должен постигать военную науку на практике, начиная с самого нижнего чина. Но уже в 1790-х гг. эти принципы меняются. Теперь дворяне (и даже «обер-офицерские дети») поступали на службу сразу унтер-офицерами. В какой-то степени А.Г. Меретееву «не повезло»: он родился слишком рано и был вынужден проходить в своей карьере долгую выслугу в «нижних чинах», что было характерно в большей степени для начала и середины XVIII в., но не его окончания. К примеру, сослуживец Меретеева по полку В.Г. Степанов, получивший чин штабс-капитана в один с ним год и происходивший из «обер-офицерских детей», был на 14 лет его моложе, службу начал в 1794 г. сразу унтер-офицером и первый офицерский чин достиг уже через 8 лет (А.Г. Меретееву потребовалось для этого целых 18 лет), что стало обычным сроком для этого времени (См.: РГВИА. Ф. 489. Оп. 1. Д. 2280. Л. 10 об.). А вот кузнечанин дворянин И.О. Годлевский, начавший службу в Томском пехотном полку в 1802 г., сразу получил звание подпрапорщика, а первого офицерского чина — прапорщика — удостоился всего через 4 года. (См.: Кауфман А.О. Ук. соч.). Разумеется, годы, «сэкономленные» на службе в «нижних чинах», давали возможность офицеру в конце своей многолетней карьеры дослужиться до высших штаб-офицерских чинов (подполковника и полковника; генералами становились немногие). Как увидим ниже, А.Г. Меретеев, поздно начавший офицерскую карьеру, в какой-то степени «не успел» в силу возраста достичь таких высот.[/ref], правда, за это время он сумел перебраться в более перспективную с карьерной точки зрения часть. Сначала 19 октября 1785 г. его «по выбору» зачисляют в Сибирский драгунский полк, а с 1 января 1787 г. в составе «отделённой половины» он был переведён в Иркутский драгунский полк[ref]РГВИА. Ф. 489. Оп. 1. Д. 2280. Л. 10 об. История формирования этого полка такова: 11 августа 1775 г. в Сибири из драгунских легких полевых команд генерал-поручиком де Колонгом был сформирован Драгунский полк Сибирского корпуса в составе 10 эскадронов, 18 января 1777 г. получивший название Сибирский драгунский полк. 11 сентября 1784 г. полк был переформирован в 5 эскадронов, а из остальных пяти эскадронов сформирован Иркутский драгунский полк.[/ref]. Именно с этим подразделением будет связана вся дальнейшая воинская судьба А.Г. Меретеева.
Наконец, 1 января 1789 г. Александр Григорьевич получает своё первое унтер-офицерское звание — вахмистр[ref]В драгунских частях существовала смешанная система чинов: наименования унтер-офицерских званий были установлены по образцу кавалерийских частей, а наименования офицерских чинов — по образцу пехотных полков. Званию вахмистра в пехоте соответствовал фельдфебель.[/ref]. И вновь долгие семь лет службы в «нижних чинах». Однако эти годы не прошли для А.Г. Меретеева даром. Он не понаслышке познал все тонкости полевой и гарнизонной службы, приобрёл богатый практический опыт. В итоге 1 апреля 1796 г. Александр Григорьевич был зачислен при своём полку в кадеты, а спустя год (7 марта 1797 г.) — в фанен-юнкеры[ref]В пехоте им (кадетам и фанен-юнкерам) соответствовали подпрапорщики (юнкера) и портупей-прапорщики.[/ref]. Пройдя за эти два года практиковавшуюся в то время двухступенчатую предофицерскую подготовку, уже 19 октября 1798 г. А.Г. Меретеев получает своё первое офицерское звание[ref]РГВИА. Ф. 489. Оп. 1. Д. 2280. Л. 10 об.[/ref]. Он становится прапорщиком (в то время младшее офицерское звание)[ref]Переход из «нижних чинов» в офицеры являлся знаменательным событием в жизни любого военного. Теперь он входил в наиболее престижную для дворянина социально-профессиональную общность — офицерский корпус, самую привилегированную часть российского общества (речь идёт о начале XIX в.). Совершенно естественно, что это был акт особого значения — гораздо большего, чем поступление на военную службу или получение высших чинов, вплоть до генеральских (ибо в социально-правовом плане между прапорщиком и генерал-фельдмаршалом разницы не было, тогда как между старшим унтер-офицером — фельдфебелем или подпрапорщиком — и прапорщиком она была огромной). См.: Волков С.В. Русский офицерский корпус. М., 1993. С. 49.[/ref]. Александр Григорьевич достиг первого офицерского чина относительно поздно — в 33 года, однако с этого времени темпы роста его карьеры заметно нарастают. Уже через четыре месяца молодому офицеру присваивают следующее звание подпоручика (18 февраля 1799 г.).
Однако через год, в июле 1800 г., А.Г. Меретеев в силу некоторых причин личного характера (подробности нам неизвестны) просит и получает отставку от службы. Пробыв на «вольных хлебах» около семи лет, Александр Григорьевич подаёт прошение о возвращении его на службу, и 14 апреля 1807 г. его зачисляют в родной ему Иркутский драгунский полк. Спустя год после возобновления службы А.Г. Меретеев получает очередное офицерское звание — поручика (2 апреля 1808 г.), а через три года — штабс-капитана (12 января 1811 г.)[ref]РГВИА. Ф. 489. Оп. 1. Д. 2280. Л. 10 об.[/ref]. В этом звании Александр Григорьевич в составе своего полка вступает в войну против вторгшейся в пределы России армии Наполеона.
К началу Отечественной войны 1812 г. Иркутский драгунский полк был расквартирован на западных границах империи в районе города Ошмяны, где 16 июня он принял свой первый бой, выполняя ответственную и важную задачу — прикрытие отхода русской армии к Смоленску и далее к Бородино. В продолжение всего этого времени А.Г. Меретеев неизменно находится при своём полку, участвуя в боях с французами под Смоленском (здесь в ожесточённой схватке погиб командир полка генерал-майор А.А. Скалон), Дорогобужем, Вязьмою и Гжатской пристанью[ref]Там же. Л. 11.[/ref].
Перед Бородинским сражением ключевое место русской обороны наряду с Багратионовыми флешами занимала батарея генерала Раевского, располагавшаяся в центре русской позиции на Курганной высоте. Перед боем 3-й кавалерийский корпус, в состав которого вошёл и Иркутский драгунский полк, разместился на правом фланге.
26 августа 1812 г. в 5.30 утра французской атакой на Багратионовы флеши началось одно из самых знаменитых сражений русской истории — Бородинское. Спустя четыре часа — в 9.30, при мощной поддержке артиллерии, Наполеон, силами двух своих дивизий — Брусье и Морана, предпринял ожесточённую атаку батареи Раевского, надеясь этим не только оттянуть силы русских от флешей, но и попытаться взять важную в стратегическом плане высоту. В течение часа колонны французов волна за волной накатывали на этот центральный курган. Русские части стойко оборонялись, но в начале одиннадцатого французы оказались близки к тому, чтобы занять и закрепиться на атакуемой ими высоте. В этот ответственный момент выдвинутые с правого фланга для прикрытия «большой батареи» Иркутский и Сибирский драгунские полки, «ударив стремительно на неприятеля, опрокинули его и тем самым способствовали к удержанию места»[ref]Так описал подвиг драгун при защите высоты батареи Раевского в своём рапорте Барклаю-де-Толли командир 3-го (а также 2-го) кавалерийских корпусов генерал-адъютант барон Ф.К. Корф. (См. РГВИА. Ф. ВУА. Отд. II. Д. 1925. Л. 7). Несколько позднее уже сам Барклай-де-Толли в рапорте М.И. Кутузову дополнил этот важный эпизод, подчеркнув, что «Иркутские и Сибирские драгунские полки преследовали и гнали неприятеля до самых его резервов…».[/ref]. Всё это время А.Г. Меретеев находится на передовой, в гуще событий. Именно тогда, как это было сказано в его послужном списке, «при отражении атакою с полком пехотной неприятельской колонны, стремившейся занять высоту, на коей была устроена российская батарея», отважный штабс-капитан получил ранение в правую ногу[ref]РГВИА. Ф. 489. Оп. 1. Д. 2280. Л. 11.[/ref]. Однако мужественный офицер не покинул поля боя, в том числе и тогда, когда в два часа пополудни после занятия флешей Наполеон возобновил штурм батареи Раевского, бросив на этот раз против неё значительную часть всех своих сил. И хотя к 16 часам русские части оставили высоту, они выполнили свою главную задачу — противник был основательно измотан и обескровлен, что в итоге не позволило Наполеону одержать победу. К вечеру 26 августа французский император был вынужден оставить занятые им в течение дня Багратионовы флеши и батарею Раевского. Таким образом, свою лепту в героическую славу русского оружия при Бородино внёс и Александр Григорьевич Меретеев.
После этого генерального сражения А.Г. Меретеев находился на излечении и уже не принимал участия в победоносном окончании Отечественной войны двенадцатого года. Однако с августа 1813 г. он снова в строю, участвует в составе своего полка в заграничном походе русской армии, сначала на территории Варшавского герцогства[ref]Там же.[/ref], а затем вплоть до 1815 г. — в Западной Европе[ref]Сведения об участии А.Г. Меретеева в продолжение всей кампании 1813-1815 гг. значились на его надгробной плите (См.: ГАТО. Ф. 3. Оп. 23. Д. 119. Л. 62 об.).[/ref], но уже в звании штабс-ротмистра. Дело в том, что 17 декабря 1812 г. Иркутский драгунский полк был переименован в Иркутский гусарский полк[ref]После Бородинского сражения Иркутский драгунский полк был значительно обескровлен. По ряду сведений, в его списочном составе от четырёх действовавших эскадро¬нов осталось всего 120 человек. Между тем ещё летом 1812 г. на волне патриотического подъёма граф Пётр Салтыков на свои личные средства стал формировать Московский гусарский полк. Скоропостижная кончина графа не позволила ему до конца закончить начатое дело. В итоге было решено слить недоукомплектованный Московский гусарский полк графа П.И. Салтыкова в составе около семисот человек с остатками Иркутского драгунского полка, что и было сделано 17 декабря 1812 г. Новое подразделение получило название Иркутский гусарский полк.[/ref], соответственно, здесь вместо прежних армейских (пехотных) званий вводились звания, присущие кавалерии. Поскольку пехотный штабс-капитан был равен кавалерийскому штабс-ротмистру, то и в появлении штабс-ротмистра А.И. Меретеева не было ничего удивительного.
Интересно отметить, что в том же полку, где находился Александр Григорьевич, в это же время (в конце 1812 г.) оказался на службе (начинал корнетом в Московском гусарском) будущий известный дипломат и замечательный русский писатель А.С. Грибоедов. Тёзка нашего героя прослужил в Иркутском полку недолго, всего четыре месяца, однако именно здесь будущий классик впервые взялся за перо, написав статью, посвящённой празднику окончания войны с Наполеоном. Можно сказать, что на глазах Меретеева рождался писатель Грибоедов[ref]Впрочем, утверждать о личном знакомстве Александра Григорьевича с Александром Сергеевичем пока нет документальных оснований, поскольку именно в это время Меретеев находился на излечении после ранения. Что само по себе не исключает такой возможности. Отметим также, что, по мнению ряда биографов А.С. Грибоедова, знания и впечатления, почёрпнутые им за время службы в Иркутском гусарском полку, нашли отражение в его произведениях, в первую очередь, в знаменитой комедии «Горе от ума».[/ref].
Воинский подвиг Александра Григорьевича на Бородинском поле брани не остался неотмеченным. Он был награждён высокой и почётной для младшего офицера того времени наградой — орденом Св. Анны 3-й степени[ref]Орден Св. Анны 3-й степени в иерархии российских орденов занимал особое положение. С одной стороны, номинально его можно рассматривать как самый младший в орденской системе России того времени. Однако, с другой стороны, орденом Св. Анны 3-й степени награждали офицеров (вплоть до капитана) исключительно за личные боевые подвиги на поле брани, поэтому он не входил в строгую последовательность награждений, присущей российской наградной системе. В силу этого далеко не всякий офицер, даже став генералом, мог похвастаться этим «невысоким», но очень почётным орденом. Не лишне будет добавить, что в российской наградной системе существовало правило, по которому при получении более высокой степени того или иного ордена знаки предыдущей, более младшей степени уже не носились. Это правило имело исключение в отношении 3-й степени ордена Св. Анны (затем при разделении этого ордена на четыре класса в 1815 г. — в отношении 4-й степени): обладатель такой награды имел право не снимать её со своей шпаги или сабли (именно к шпажной чашке либо эфесу холодного оружия по традиции крепилась младшая степень этого ордена) даже в случае получения впоследствии 1¬й степени. Кроме того, получение любого ордена, в том числе и Св. Анны 3-й степени, давало его обладателю права потомственного дворянина (эта практика существовала до её отмены специальным царским Манифестом от 11 июня 1845 г.).[/ref], а уже в середине 1814 г. был представлен к следующему воинскому званию ротмистра[ref]РГВИА. Ф. 489. Оп. 1. Д. 2280. Л. 10 об.[/ref].
К этому времени А.Г. Меретеев, чей возраст приближался уже к полувековому юбилею, был старейшим и самым заслуженным среди офицеров младшего звена Иркутского, теперь уже гусарского полка. Александр Григорьевич был женат, однако детей у него на тот момент не было. Вероятно, он так и не обзавёлся наследниками, во всяком случае, как это будет видно из упоминаемого ниже документа, в 1849 г. его вдова Серафима Даниловна жила одна.
Стабильное офицерское жалованье, росшее вместе с чинами[ref]По табели 1816 г. ротмистр гусарских полков получал жалованье 217 руб., майор
— 250 рублей в год. Кроме того, им полагались квартирные деньги (сумма зависела от города и семейного положения офицера) и — в некоторых случаях — столовые. (Волков С.В. Ук. соч. С. 344 (таб. 55)).[/ref], давало А.Г. Меретееву некоторое финансовое благополучие и позволило ему даже обзавестись собственными дворовыми людьми. 21 декабря 1817 г. в Тамбовском гражданском суде им был совершён крепостной акт на покупку у титулярного советника Романа Минаева двух его «дворовых людей» — молодую семейную пару — Парфёна Лаврентьевича и Агафью Леонтьевну Лаврентьевых, у которых через два года родился сын Пётр, а позднее и две дочери[ref]НКМ. КП №640.[/ref].
Между тем к 1820 г. А.Г. Меретеев достиг 55-летнего возраста и вполне мог рассчитывать за свою многолетнюю службу «без суда и штрафов» на отставку «с мундиром и пенсионом». Пока мы не располагаем документами А.Г. Меретеева за последние годы его воинской службы, но, судя по тому, что уже в июле 1820 г. он отправил в канцелярию томского губернатора свои «формулярный список, пашпорт и аттестаты»[ref]ГАТО. Ф. 3. Оп. 1. Д. 13. Л. 105.[/ref], можно определённо сказать, что к этому времени Александр Григорьевич оставил уже военную карьеру и стал «присматриваться» к гражданской службе. Очевидно, его кандидатура вполне устроила губернские власти, и уже весной 1822 г. в Кузнецке в должности городничего появляется отставной гусарский майор А.Г. Меретеев[ref]И.С. Конюхов датирует появление Меретеева в Кузнецке «около 1820 г.», однако он при этом оговаривается, «в те ли самые годы поступили гг. городничие, по неимению на то записок, в совершенстве не знаю». (Конюхов И.С. Кузнецкая летопись. Новокузнецк, 1995. С. 95, 96.). По документам прослеживается, что на 23 января 1822 г. кузнецким городничим значится ещё М.И. Лубянов, а 5 июня этого же года он упомянут уже как «бывший городничий» (ГАТО. Ф. 3. Оп. 1. Д. 1. Л. 142).[/ref]. То, что Александр Григорьевич фигурирует здесь в звании майора, не должно удивлять. Как это практиковалось в русской армии, при увольнении со службы заслуженный офицер в качестве своеобразной награды получал повышение в чине, в данном случае в отношении А.Г. Меретеева — с ротмистра до майора.
Городничий — это высшая административно-полицейская должность, введённая в российских городах в 1775 г. в соответствии с 25-м пунктом екатерининских «Учреждений для управления губерний». Новая должность числилась по гражданскому ведомству, но вплоть до середины XIX в. на неё зачастую назначали бывших офицеров среднего звена. Кузнецк в этом плане не составлял исключения. Таким образом, закончив военную карьеру, Александр Григорьевич счёл приемлемым для себя продолжить государственную службу в должности кузнецкого городничего. Благодаря этому последние годы жизни А.Г. Меретеева оказались прочно связаны с уездным Кузнецком. Сюда он переехал вместе с женой, купил здесь усадьбу, имел в услужении нескольких дворовых, жил широко, с достатком, занимая одну из первых должностей в городской иерархии.
К сожалению, о кузнецком периоде жизни А.Г. Меретеева пока известно немного. В архивах сохранились отдельные рапорты городничего за подписью Меретеева, представляющие интерес для истории Кузнецка, но мало характеризующие личность самого отставного майора[ref]См., например, ГАТО. Ф. 3. Оп. 1. Д. 18. Л. 880 (сведения о постройке в Кузнецке нового винного «магазейна»); там же. Д. 14. Л. 610 (сведения о «дворовых» в Кузнецке) и ряд других.[/ref]. В должности городничего А.Г. Меретеев пробыл недолго, уже во второй половине 1820-х гг. его сменил надворный советник Е.Я. Косоротов[ref]Последний известный нам документ, где А.Г. Меретеев упомянут в должности городничего, датируется 30 апреля 1825 г. (ГАТО. Ф. 3. Оп. 50. Д. 3. Л. 40), а первый, где назван уже следующий городничий — Е.Я. Косоротов — январём 1828 г. (ГАТО. Ф. 3. Оп 1. Д. 30, Л. 791, 792, 1457 и др.). Следовательно, А.Г. Меретеев оставил этот пост в период между маем 1825 г. и декабрём 1827 г.[/ref]. В чём причина того, что Александр Григорьевич относительно недолго — не более пяти лет — занимал высшую полицейскую должность в городе? Как показала последующая кузнецкая практика, оставление должности городничего было связано с рядом веских причин. Среди них: смещение городского чиновника вследствие жалоб со стороны населения, вызванных его (чиновника) злоупотреблениями[ref]Подобное произошло в 1847 г. с кузнецким городничим Г.И. Филиповым.[/ref]. Однако, судя по отсутствию в архивах компрометирующих А.Г. Меретеева документов, следует отказаться от этого объяснения. Вторая причина (нередко как следствие первой) — перевод чиновника на службу в другой город — также отпадает, поскольку, даже отойдя от дел, Меретеевы продолжали жить в облюбованном ими Кузнецке. Наконец, А.Г. Меретеев мог оставить должность по состоянию здоровья. В этом не было ничего необычного. Достаточно сказать, что один из представителей славной кузнецкой военной династии Годлевских, капитан Евгений Годлевский, как раз в это время (в 1828 г.) после отставки с военной службы был определён дворянским заседателем в Кузнецкий окружной суд, но вследствие «болезненных припадков» не смог в тот год присутствовать ни на одном его заседании и был отстранен от этой службы[ref]ГАТО. Ф. 3. Оп. 1. Д. 43. Л. 267.[/ref]. Учитывая возраст А.Г. Меретеева и невысокий уровень медицины того времени, вполне можно предположить, что Александр Григорьевич оставил престижную, но весьма хлопотную на деле должность городничего[ref]В административной практике того времени был принят принцип личной финансовой ответственности государственного чиновника за материальные и иные «упущения» своих подчинённых (в случае, если те сами были не в состоянии покрыть ущерб). Так, когда в марте 1822 г. у кузнецкого соляного пристава Петра Куртукова была обнаружена внушительная недостача соли, то оставшаяся после описания его имущества денежная недоимка (около 900 руб.) была разложена на его начальниках и поручителях: трёх членов Кузнецкого окружного суда (самого судью и двух дворянских заседателей), а также городничего А.Г. Меретеева (ГАТО. Ф. 3. Оп. 1. Д. 13. Л. 881). Выплачивал ли реально Меретеев эту весьма значительную сумму (порядка 225 рублей), неизвестно, документальных данных нет, возможно, губернские власти учли, что заслуженный майор заступил на должность городничего уже в момент обнаружения у Куртукова недостачи и не настаивали на своём первоначальном решении.[/ref] из-за проблем со здоровьем. Впрочем, если и были в действительности такие проблемы, то они не носили фатального характера, поскольку в августе 1843 г. отставной 78-летний гусар был всё ещё жив[ref]Это следует из августовской записи в одной из кузнецких метрических книг за 1843 г., где восприемником новорождённого указан «отставного майора Александра Григорьевича Меретеева дворовой Пётр Парфентьев Лаврентиев». ГАТО. Ф. 170. Оп. 9. Д. 152. Л. 28 об. Если бы А.Г. Меретеева к этому времени не было в живых, то по существующим тогда правилам метрическая запись выглядела бы следующим образом: дворовой «умершего отставного майора…» либо владельцем дворового П.П. Лаврентьева была бы указана супруга майора. Ср.: ГАТО. Ф. 170. Оп. 9. Д. 152. Л. 29 об.[/ref]. Точная дата смерти Александра Григорьевича пока не выявлена, однако дальнейший сплошной просмотр сохранившихся метрических книг по Кузнецку 1840-х гг. бесспорно даст искомую запись о смерти А.Г. Меретеева. Но в любом случае он умер до лета 1849 г. В фондах Новокузнецкого краеведческого музея сохранился редкий и очень интересный документ — «отпускная грамота», составленная 13 июня 1849 г. (за 12 лет до отмены крепостного права) «вдовой женой отставного майора Александр Меретеева Серафимой Даниловой Меретеевой»[ref]НКМ. КП №640.[/ref]. Этот официальный акт на гербовой бумаге представлял своего рода «вольную», по которой владелица дворовых людей Меретеева «отпущала» их «вечно и безвозвратно из рабства своего на волю». По данному распоряжению «маёрши» свободу получало всё находившееся в её услужении семейство Лаврентьевых: Парфён Лаврентьевич, 59 лет, его жена Агафья, 54 лет, их дети Пётр, 30 лет, Анна, 29 лет и Елизавета, 20 лет, а также дети Петра — Василий, 9 лет и Иван, 5 лет. Это решение уже немолодой[ref]Возраст С.Д. Меретеевой в материалах нигде не указан. Однако если предположить, что в 1814 г. (этим временем датируется первый документ, где указана жена А.Г. Меретеева) Серафиме было только 16 лет (минимальный возраст женщины, в то время разрешённый для вступления в брак), то в 1849 г. ей было уже более полувека.[/ref] С.Д. Меретеевой было обусловлено не только и даже не столько гуманистическими соображениями, сколько затруднительностью с финансовой точки зрения содержать столь большое количество работников. При этом вдова сделала существенную оговорку, что «Пётр Парфентьев сын Лаврентьев с собственным своим семейством получат даваемую мною свободу не иначе как после смерти моей, а до этого времени» он должен был продолжать оставаться в её услужении. Примечательно, что в отличие от мужа дворянка Серафима Даниловна была неграмотной, и к упомянутому документу «руку приложил» коллежский регистратор Я.Н. Семёнов. Отметим также, что в традициях того времени было завещать дворовых своим (господским) детям. То, что вдова не сделала этого, также говорит о том, что у Меретеевых не осталось наследников.
Если о дальнейшей судьбе Серафимы Даниловны трудно сказать что-то определённое, то память о герое Бородинской баталии Александре Григорьевиче Меретееве кузнечане не предали забвению. В течение последующих ста лет его могила была сохранена и поддерживалась в должном состоянии, что позволило в августе 1912 г., когда в России проходили всенародные торжества по случаю векового юбилея Бородинского сражения, использовать захоронение героя войны с Наполеоном в качестве символического места поклонения всем павшим воинам на поле брани. Вообще нужно отметить, что вековой юбилей главной битвы Отечественной войны 1812 г. очень широко отмечался по всей империи, этому событию придавалось чрезвычайно важное значение, в том числе и с точки зрения патриотического воспитания молодёжи. Неслучайно в предложениях томского губернатора местным городским самоуправлениям по примерному ходу юбилейных торжеств не последнее место занимала мысль о том, что «желательно, чтобы народ и особенно учащаяся молодёжь были возможно более ознакомлены с выдающимися эпизодами Отечественной войны. Поэтому было бы полезно устройство чтений с туманными картинами[ref]Речь идёт о проецируемых с помощью специального аппарата изображениях на стене (прообраз диаскопа).[/ref] и с другими наглядными пособиями, причём в чтениях, лекциях и беседах должно быть поставлено главною задачей выяснить слушателям значение и причины успешного для России исхода Отечественной войны, отметив в особенности общенародный подъём духа и высокопатриотические чувства войск и населения»[ref]ГАТО. Ф. 3. Оп. 23. Д. 119. Л. 61 об, 62.[/ref].
Исходя из этих рекомендаций, собрание уполномоченных кузнецкого городского общественного управления на своём заседании от 16 июля 1912 г. выработало следующую программу празднования юбилея. Предварительно: «произвести реставрацию могилы героя Отечественной войны майора в отставке А.Г. Меретеева». Накануне основных торжеств: «отслужить после литургии 25-го августа на могиле панихиду с участием представителей учреждений». На 26 августа: «1. Торжественное богослужение в местном соборе; 2. Парад чинов местной воинской команды, общественных организаций и учащихся; 3. После окончания божественной литургии молебен в помещении городского управления, затем торжественное заседание членов управления и собрания уполномоченных с представителями местных правительственных учреждений и от волостей уезда. Во время заседания допускается произнесение речей, освещающих чествуемое событие». Одновременно предполагалось «произвести угощение нижних чинов местной команды, учащихся, городовых полицейских служителей, служащих общественной пожарной команды и дружинников вольного пожарного общества». Вечером того же дня планировалось «чтение в Народном доме с пением при участии любительского хора и световыми картинами»[ref]ГАТО. Ф. 3. Оп. 23. Д. 119. Л. 62, 62 об.[/ref]. Предложенная программа, как это следует из отчёта председателя Кузнецкого уездного съезда крестьянских начальников А.П. Миролюбова на имя томского губернатора, была, в целом, выполнена. При этом о мероприятиях 25 августа было сказано так: «Под непосредственным руководством уездного исправника И.И. Загарина и городского старосты П.С. Тытыякова после заупокойной литургии в местном соборе было устроено торжественное шествие на могилу ветерана Отечественной войны Меретеева»[ref]ГАТО. Ф. 3. Оп. 2. Д. 6709. Л. 33.[/ref] (Рис. 1).
Новая, наступившая после революции 1917 г. эпоха привнесла новых героев, отторгнув в большинстве своём старые идеалы. Как следствие, в последующие за этим годы могила А.Г. Меретеева уже не привлекает к себе какого-либо внимания. В середине 1930-х гг. в связи с включением Кузнецка в состав вновь сформировавшегося г. Новокузнецка (Сталинска), а также с планированием строительства на его территории крупного паровозостроительного завода старое кузнецкое Успенское кладбище оказалось в селитебной зоне и было закрыто для новых захоронений. Однако бывшее кладбище не превратилось в мемориальную зону. Вскоре после Великой Отечественной войны здесь был устроен Сад строителей Сталинского алюминиевого завода (ныне Сад алюминщиков) с каруселями и танцплощадками. Все неперезахороненные до этого могилы (а таковых было большинство) вместе с надгробными памятниками оказались уничтоженными. До сих пор не выявлены документы, объясняющие, чем был вызван подобный радикализм и кто за него в ответе, поскольку, как это следует из практики других городов, такой кардинальный подход к проблеме бывших кладбищ не был в целом свойственен советской градостроительной политике. Однако, так или иначе, могила А.Г. Меретеева перестала существовать. Сумеем ли мы теперь возродить память о герое Отечественной войны 1812 г. — зависит только от нас.
ЛИТЕРАТУРА:
Волков, С.В. Русский офицерский корпус / С.В. Волков. М., 1993. 382 с.
Кауфман, А.О. Генерал И.О. Годлевский представитель одной из старейших военных династий Кузнецка / А.О. Кауфман // Разыскания. Кемерово, 2007. Вып. 7. С. 14-18.
Конюхов, И.С. Кузнецкая летопись / И.С. Конюхов, лит. обработка и пре- дисл. М.М. Кушниковой и В.В. Тогулева. Новокузнецк, 1995. 184 с.
Рис. 1. Молебен на могиле А.Г. Меретеева. Фото 25.08.1912.
