Галаганов 3.П. Город Щегловск в годы нэпа (1921-1928) // Балибаловские чтения : материалы научно-практ. конф., посвящ. 80-летию городского статуса Кемерово, июнь 1998 г. / Кемер. гос. ун-т [и др.]. – Кемерово : Кузбассвузиздат, 1998. – С. 28-33.
Первые годы нэпа ознаменовались гигантскими трудностями восстановительного периода, которые сказались также на развитии города Кемерова в этот отрезок времени. 14 октября 1923 года на XI районной партконференции первым в повестке дня стоял доклад Томского губкома ВКП(б). В докладе отмечалось тяжелое положение рабочих-транспортников, получавших низкую зарплату — в размере 35-40% довоенных ставок. Не в лучшем положении находились и рабочие угольных районов губернии, в которых наблюдались жилищный кризис, несвоевременная выплата зарплаты и т. д.
Упомянув, что указанные недостатки были явлением временным, докладчик подчеркнул, что, хотя “рабочие и требуют своего, но в большинстве случаев, при толковом объяснении, понимают объективную обстановку и выражают готовность защищать советскую власть”.
Отчетный доклад Кемеровского райкома партии на этой конференции также затронул эту проблему. Было сказано, что отношение рабочих города Щегловска (как называли тогда город Кемерово) к советской власти и к ВКП(б) было “вполне благоприятное”. Различные кампании встречали живой отклик в рабочей среде, якобы охотно отчислявшей свой однодневный заработок. “Темные пятна”, по мнению докладчика Черныха, в области политических настроений рабочих проявлялись при регистрации объектов обложения, но и это было вызвано “теми кривотолками, которые были следствием неполной осведомленности о сущности налогов”.
Мы не зря начали с упоминания о партийной конференции. Особый вес в жизни города в начале 20-х годов имела партийная организация, в которой насчитывалось 235 членов и 56 кандидатов, что составляло 13,2% от общего числа работающих, 11 партийных ячеек, расположенных в основном на территории Кемеровского рудника. Интересно, что до 1917 года в Кемерове было всего 2 члена партии, в 1917 г. уже 12, до 1920 г. их стало 13, в 1920 г. — 116, после 1920 г., в начале нэпа, — 144 коммуниста. Партийная организация была “молодой”, требовавшей “большой обработки”. Естественно, больше всего в ней было рабочих. Коммунисты проявляли дисциплинированность по отношению к своим обязанностям, аккуратно посещали партсобрания, добросовестно относились к ЧОНу. Впрочем, по-другому в то время и нельзя было: за непосещение партсобраний и неуплату членских взносов просто исключали из партии[ref]ГАКО, ф.п-15, оп. 6, д. 1а, лл. 15, 16.[/ref].
Промышленность Щегловска в годы нэпа была представлена каменноугольной и коксохимической отраслями, входившими в АИК. Это были 2 шахты (Центральная и Владимировская), 2 батареи коксовых печей и химический завод по производству нафталина, бензола, гудрона, аммиака, креозота и т. д. Имелись также подсобные предприятия: электростанция, цехи столярный, механический, пожарный и др. Среди них выделялась электростанция, хорошо оборудованная и дававшая дешевую энергию, т. к. работала на отходах газовых коксовых печей.
Программы развития промышленности выполнялись удовлетворительно, хотя имелись “ненормальности” (тогда в партийных кругах это слово было в ходу). К ним относилось прежде всего отсутствие четкого административного управления предприятиями, что приводило к несвоевременной выплате зарплаты, нехватке инструмента, спецодежды, к отсутствию четкости в работе отделов. Кстати, средняя месячная зарплата одного человека в 1924-1925 гг. составляла 38 руб., в 1925-1926 гг. — 45 руб.
В 1925 г. в городе была хорошо развита потребительская кооперация, но частных лавок и магазинов ни на Руднике, ни на Химзаводе не было. В городе Щегловске имелись частные лавки и ларьки, факт, который Щегловским горрайкомом ВКП(б) оценивался отрицательно. Причина этого недовольства была вполне понятной: наличие частных лавок снижало процент кооперирования населения до 60. Кооперативные предприятия занимались в основном выпечкой хлеба[ref]Там же, д. 7, лл. 1, 8.[/ref]. Однако цены в них были выше рыночных, в связи с чем горрайком заваливали телеграммами с вопросами о том, когда будут снижены цены. Но в городе Щегловске никто в 20-е годы учетом рыночных цен не занимался[ref]Там же, д. 16, л. 54.[/ref]. В этом заключалось одно из проявлений нэпа, допустившего свободу товарно-денежных отношений.
Кроме того, кооперация теряла авторитет среди потребителей, так как порой в магазинах не было предметов первой необходимости. “Постановка работы нашей кооперации не ведет к социализму”, — вот так категорически было сказано на одном из пленумов Щегловского горрайкома ВКП(б)[ref]Там же, л. 70.[/ref]. Причина для такого вывода была более чем веская: перебои в снабжении товарами приобретали хронический характер. Единственное, в чем “преуспевали” кооперативные предприятия, так это в повышении цен: нередко они были выше рыночных[ref]Там же, д. 42, л. 27.[/ref]. Из-за неразворотливости потребительской кооперации усиливался частный рынок, что совершенно не устраивало партийные органы.
Вообще быт жителей города Щегловска в годы нэпа был “весьма плох”, как было сказано на одной общегородской партконференции, так как санитарные условия квартир были тяжелые; в клубах замерла кружковая работа, и они постепенно превратились “в торговые учреждения”. Наблюдался разрыв между рабочими и руководителями, и конференция выдвинула задачу: “профсоюзникам не уединяться, а работу вести так, чтобы рабочий ее видел. Тем самым мы приблизимся к рабочей массе”. В этой “массе” квалифицированных работников не хватало, хозяйственники набирали порой крестьян, от которых пользы было мало. Старые рабочие “бузили” (характерное словечко тех лет), и застрельщиками являлись партийцы. Причина заключалась в том, что производительность труда на шахтах падала, потому что снижалась стоимость угля, росли накладные расходы, а труд шахтеров не механизировался. Потому и “бузили” шахтеры, т. е. возмущались. У них падал интерес к собраниям и совещаниям, так как их решения никем не выполнялись. Условия работы были тяжелыми, а расценки — низкими, отсюда и недовольство. “Поэтому “спец” бежит”, — говорилось на конференции, взамен приходили новые, “сырье”, с которыми требовалось немало дополнительной работы. У “спецов” и служащих зарплата росла быстрее, чем у рабочих, и это тоже вызывало недовольство[ref]Там же, лл. 2, 9, 10, 20.[/ref].
На неполадки в экономике рабочие отвечали стачками и забастовками. Обеспокоенный этим фактом, Щегловский горрайком ВКП(б) в одном из своих решений 1926 г. сказал о необходимости проведения собраний по поводу стачек — в ячейках и на общих собраниях проработать вопрос о невозможности проведения стачек на госпредприятиях, особенно стихийных стачек. При этом райком имел в виду, что “в нашем Союзе ССР достаточно возможности разрешать конфликты мирным порядком через высшие инстанции, т. е. через примирительные камеры и третейские суды”.
Решение о стачках не было случайным. В мае 1926 г. прошла вторая горрайконференция ВКП(б), на которой, например, отмечалась некая “ненормальность” в профсоюзной работе. Она заключалась в том, что профсоюзные работники, как правило, защищали хозяйственников, и этот непреложный факт вызывал почему-то неприязненное отношение рабочих к хозяйственникам. Рабочие даже поговаривали о том, не пора ли вывезти хозяйственников-коммунистов на тачке[ref]Там же, д. 16, лл. 17, 49.[/ref].
Стоит отметить, что нэп оказывал разностороннее влияние на жизнь города Щегловска. К примеру, на предприятиях функционировали производственные совещания как орган экономического самоуправления. Но функционировали они как бог на душу положит: собирались нерегулярно, не было целенаправленности в их работе. Это значит, что на этих совещаниях, как ни странно, не ставились вопросы снижения себестоимости продукции, повышения производительности труда и т. д. То есть производством и экономикой занимались мало, эпизодически[ref]Там же, д. 42, л. 32.[/ref].
В целом в Кузнецком округе нэп прививался туго — возможно, потому, что ему не давали ходу. К примеру, в 1925 г. в округе частной промышленности, кроме мелкой, вообще не было. Балыкинский прииск эксплуатировался двумя арендаторами и госконторой. Рабочих было занято 179 человек. И это все.
Но что удивительно: нэп влиял, что совсем неожиданно, на социальную сферу. Например, на школьное дело города Щегловска, находившееся в плачевном состоянии: мебели было мало, помещения неприспособленные, не хватало педагогов, а у тех, которые работали, была низкая квалификация. Потому и результаты учебы были плачевные: школа давала, как отмечено бюро горрайкома, “совершенно неграмотных ребят. Самое плачевное — это то, что это были комсомольцы-активисты”. В качестве недостатка школьного дела бюро отметило, что девятилетку оканчивали не дети рабочих, а исключительно дети служащих. Поэтому, когда в 1926 г. горком получил много мест в вузы, то от детей рабочих посылать было некого. В связи с этим бюро решило, что в школу впредь горком будет проводить “строго классовый подбор”.
Некто Макcютов, выступая при обсуждении этого вопроса, сказал: “Мы живем девятый год в Советской России, а детей рабочих посылать в вузы не можем, ибо нет достаточно подготовленных, и мы вынуждены послать детей буржуазии. Мы строим социализм для буржуазии, а не для рабочих”[ref]Там же, д. 18. л. 64.[/ref].
Вообще проблема “нэп и молодежь”, как нам кажется, стояла особо. И дело даже не в том, что комсомольцам негде было собираться, а редкие собрания проходили пассивно. Как было сказано на одной партконференции, “в комсомольской организации имеется мелкобуржуазный уклон”, т. е. молодежь была подвержена пьянству и “танцулькам”. Словом, “политический уровень” комсомольцев был низким, в них не было “той живости, что была раньше”.
Так негативно нэп влиял на комсомол? Оказывается, да. На партийной конференции в ноябре 1927 г. один из ораторов, выступавших в прениях по вопросу о состоянии работы райкома ВЛКСМ, сказал буквально следующее: “Все нездоровые явления, порождаемые обстановкой нэпа, приводят молодежь в недоумение. На этом иногда выезжает и спекулирует оппозиция”. Туманно, не очень понятно, но из этого постулата делался вывод о необходимости “твердого руководства парторганизации”. Как выразился Шимкевич, “надо каждому партячейцу задуматься и передать комсомолу большевистские традиции, а у нас члены партии приглашают комсомольцев выпивать”[ref]Там же, д. 42. лл. 35, 36.[/ref].
Это было уже серьезно. Как подчеркнул кто-то на конференции, пьянство в Щегловской парторганизации было “развито очень сильно”. Один выступающий сказал: “Я сейчас наткнулся, что коммунист для себя варит пиво, за это надо стукнуть. Этот же самый коммунист держит квартирантов, надо, чтобы милиция об этом знала”[ref]Там же, д. 74. л. 6.[/ref].
И без того трудный и напряженный нэповский период нашей истории осложнялся атмосферой подозрительности, доносительства и поиска “врагов народа”. Дело в том, что ядовитые волны “Шахтицского дела” докатились и до Сибири, до города Щегловска, о чем было сделано откровенное признание в ноябре 1928 г. на 6-й партконференции. В одном выступлении прозвучало: “У нас много безобразий, есть вредительство, и если не Шахтинское дело, то наверняка Кемеровское дело. Говорят, что у нас нет спецов. Они есть, но дело в том, что они приедут, поработают немного, уезжают в другое место и начинают вредить”.
Примерно в это же время в партийной организации города Щегловска проводилась инициированная центром по инициативе Сталина кампания по развитию самокритики. Прежде всего она ударила по рукам специалистов, и они растерялись, опасаясь, что им “пришьют” “Шахтинское дело”. Правда, раздался голос и в защиту спецов. Выступающий Новак решительно заявил, что специалист может совершить ошибку, но нельзя говорить обо всех специалистах, что они не хотят работать и вредят[ref]Там же, лл. 44, 47, 48.[/ref].
Проблема спецов стояла не только в Щегловске. В целом в округе отношение к специалистам было настороженное. На III пленуме Кузнецкого окружкома ВКП(б) в марте 1926 г. было отмечено: “Наши специалисты далеко не соответствуют тем требованиям, которые мы к ним предъявляем. Делается очень обидно и больно, когда приходится слышать о них, что они укрывают свое знание от наших передовых рабочих. Следовательно, они работают у нас не потому, чтобы помочь нам поднять нашу промышленность, а для того, чтобь получать приличное жалованье и ничего не делать”[ref]ГАКО, ф.п-8, oп. 1, д. 89, л. 10.[/ref].
Как видим, все-таки была проблема, был повод для недовольства специалистами.
Наконец, в 1927 г. на страницах газеты “Кузбасс” началась дискуссия о переименовании города Щегловска. Она то затухала, то вспыхивала вновь, пока 27 марта 1932 г. Президиум ВЦИК не принял постановление о переименовании Щегловска в Кемерово.
