Усков И.Ю. Об открытии каменного угля в Кузнецком бассейне // Балибаловские чтения. Кемерово : Кузбассвузиздат, 2011. – С. 15-21.
В современной региональной историографии наблюдаются качественные перемены в оценке деятельности знаковой для истории областного центра фигуры рудознатца Михайлы Волкова. Благодаря вводу в научный оборот (впервые с конца 1940-х годов) новых документов и их интерпретации с учетом источниковедческих характеристик Михайло Волков из полулегендарного персонажа превращается в «реальную» историческую личность.
Исследователями предложено вероятностное происхождение рудознатца, прослежена хронология его промысловой деятельности в Сибири в 1717-1721 гг., выявлены место и время побега с Уральских заводов, дана оценка открытия им месторождения полезных ископаемых на «Красной горе» вблизи Верхотомского острога[ref]Бородаев В. Б. Архивные материалы о Михайле Волкове и открытии Кемеровского месторождения каменного угля на Красной Горке // Историко-культурное наследие: сохранение, использование: науч.-практ. конф. (2007. Кемерово). Кемерово, 2008. С. 18-29; Волков В. Г. Алтайские рудознатцы первой трети XVIII в.: происхождение и роль в первоначальном освоении территории Верхнего Приобья и Алтая // Ползуновский альманах. Барнаул, 2004. С. 80- 87; Усков И. Ю., Волков В. Г. Михайло Волков: опыт документальной биографии. Кемерово, 2007. — 56 с.[/ref].
Одно из последних достижений в раскрытии страниц биографии Михайлы Волкова сделано И. В. Ковтуном, опубликовавшим полный текст доношения рудознатца в Берг-коллегию (январь 1721 г.) об открытии им в Западной Сибири различных рудных месторождений. Публикация сделана по копии документа в Тобольскую губернскую канцелярию[ref]Ковтун И. В. От «письмагоры» до «огнедышащей горы»: открытие петроглифов и угля в Кузнецкой котловине И Сборник научных трудов ИЭЧ СО РАН: сб. статей. Кемерово, 2010.-С. 44-45.[/ref]. Документ, в частности, окончательно снимает изначально слабо научно аргументированную, но широко внедренную в общественное сознание версию о крепостном происхождении М. Волкова (он поименован как «тобольский казачий сын»),
Необходимо отметить, что сюжет о М. Волкове в работе И. В. Ковтуна не является основным, он был привлечен исследователем в рамках оценки научного вклада в открытии Кузнецкой земли, сделанного выдающимся исследователем Сибири Д. Г. Мессершмидтом: «открывшего в 1721 г. на р. Томи исторический и экономический символы современного Кузбасса: «Письмагору» — первый из ставших известными отечественных памятников наскального искусства и «Огнедышащую гору» — первое свидетельство угленосных пластов в недрах Кузнецкой котловины»[ref]Ковтун И. В. Указ. соч. С. 36.[/ref].
Второе из выдвинутых положений ученого благодаря сообщениям в СМИ получило широкий общественный резонанс[ref]Хахилева Н. Кузбасский уголь открыл не Михайло Волков // Комсомольская правда (региональный выпуск). 2010. 16 марта; Горелкин А. Ученые нашли первооткрывателя кузнецкого угля // АиФ-Кузбасс. 2010. № 11 (17-23 марта); Потапова Ю. Находка Мессершмидта // Российская газета. 2010. 20 мая.[/ref]. В силу этого представляется необходимым прокомментировать аргументацию И. В. Ковтуна о Д. Г. Мессершмидте как первооткрывателе кузнецкого угля, которая, на наш взгляд, не выглядит безупречной.
Исходя из материала статьи, первенство Д. Г. Мессершмидта перед М. Волковым в первооткрытии кузнецкого угля строится на следующих положениях:
1. Д. Г. Мессершмидт 10 августа 1721 г. достиг «Огнедышащей горы», находящейся на правом берегу р. Томи, выше устья ее притока р. Абашеевой, где «принял горящий пласт юрского угля за вулкан. Но это еще не означает, что он не распознал в собранных им здесь образцах каменный уголь».
2. В 1739 г. А. Демидов пытался получить разрешение на разработку угля под городом Кузнецким. «Это подтверждает осознанный характер находки Д. Г. Мессершмидта, о которой каким-то образом, видимо, предприимчиво проведал первый заводчик Урала».
3. М. Волков, «не умевший распознавать геологические признаки различных рудных местонахождений», 11 сентября 1721 г. указал присланному из Уктуса берггауэру П. Бривцыну Красную горелую гору на р. Томи. Экспертиза отобранных с нее образцов, проведенная на Урале в феврале-апреле 1722 г., показала наличие каменного угля.
4. «Дату открытия М. Волковым кузнецкого угля следует исчислять не с момента указания [1720 г.] им на некое место с неопределенными, а точнее с ошибочными геологическими характеристиками, а со времени получения образцов, давших положительный, хотя и не ожидаемый автором находки результат»[ref]Ковтун И. В. Указ. соч. С. 43—46.[/ref].
Таким образом, если подытожить аргументы ученого, то они сводятся к следующему: Д. Г. Мессершмидт на месяц раньше М. Волкова открыл кузнецкий уголь, причем в отличие от него сделал это осознанно.
Однако состояние источниковой базы таково, что однозначно мы можем говорить лишь об открытии «горелых гор». М. Волковым в районе Верхотомского острога в 1718-1719 гг. и Д. Г. Мессершмидтом под г. Кузнецком в августе 1721 г. Источники прямо свидетельствуют: 1) Мессершмидт нашел не угольный пласт, а гору, которую принял за вулкан; 2) рудознатец Волков заявлял Красную гору как месторождение серебряных руд, а не каменного угля.
Далее выводы И. В. Ковтуна строятся на допущении, которое вряд ли когда-либо получит научное подтверждение. Исследователь a priori отказывает М. Волкову в знании о каменном угле и наделяет этим качеством Д. Г. Мессершмидта. Отсутствие в известных документах 1720-1721 гг., связанных с М. Волковым, упоминаний о каменном угле может исходить отнюдь не от незнания им минерала, а от специфики рудоискательства того периода. Государству требовались драгоценные металлы и медь, законодательство о разведке подземных недр подчеркивало «сыскивать золотых, и серебряных, и медных, и иных руд», «искать, плавить, варить и чистить всякие металлы», каменный уголь не упоминался[ref]ПСЗ РИ-1. Т. 4, № 1815. С. 79 (1700 г.). Т. 5, № 3464. С. 760 (1719 г.).[/ref]. Поэтому рудознатцы и были нацелены, прежде всего, на поиски руд. Кемеровское месторождение каменного угля богато сферосидеритами[ref]В 1781 г. крестьянин Новиков заявлял о нахождении железной руды между деревнями Кемеровой и Красноярской. См.: Каталог фондовых материалов Западно-Сибирского геологического треста. Томск, 1935. С. 53.[/ref], что, вероятно, «содействовало» объявлению его рудным месторождением.
Д. Г. Мессершмидт безусловно был знаком с минералом, но отсутствие записей в дневнике по пути его следования из Томска через Кузнецк в Абакан оставляет открытым вопрос об определении «каменного уголья» от реки Абашевой самим исследователем или составителями каталога минералов Кунсткамеры И. Г. Гмелиным и М. В. Ломоносовым (1731-1745 гг.)[ref]Ломоносов М. В. Полное собрание сочинений. Т. 5. Труды по минералогии, металлургии и горному делу. М.; Л., 1954. С. 76, 82, 97. М. В. Ломоносов был редактором русского перевода (с латинского) «Каталога».[/ref].
И. В. Ковтун отметил, что открытие угля необходимо исчислять со времени получения образцов, давших положительный результат. Но в данном случае приоритет открытия кузнецкого угля М. Волковым как раз бесспорен.
Берг-коллегия, разбирая донесение 1722 г., выдвинула вопрос о практическом использовании найденного Михайлой Волковым минерального топлива: «о оном угле осведомить — невозможно ль оттуда водяным путем к заводам или к рудным каким промыслам возить, и о том репортовать»[ref]Открытие и начало разработки угольных месторождений в России: исследование и документы. М.; Л., 1952. С. 105.[/ref].
Первая попытка разведать и разработать каменный уголь под Кузнецком связана с именем Акинфия Демидова, который добился в 1739 г. от Генерал-Берг-директориума выдачи ему соответствующего разрешения[ref]Там же. С. 108-111.[/ref]. Однако узнал он о месторождении угля уже от участников второй Камчатской экспедиции, исследовавших Кузнецкий уезд в 1734 г. В доношении, отправленном Г.-Ф. Миллером в Сенат 2 января 1735 г., выдвигался проект строительства в Кузнецком уезде базы черной металлургии. Для этого предполагалось использовать как железорудные месторождения, так и обнаруженные месторождения каменного угля[ref]Элерт А. X. Герард Фридрих Миллер и научное открытие Сибири // Три столетия академических исследований Югры: От Миллера до Штейница. Ч. I. Екатеринбург, 2006. С. 23.[/ref].
Как известно, ни первый, ни второй проекты по разработке кузнецкого каменного угля в XVIII в. оказались нереализованными.
Таким образом, состояние источниковой базы не позволяет говорить о Д. Г. Мессершмидте как первооткрывателе кузнецкого угля. Вообще, остается справедливым суждение управляющего Кемеровским месторождением горного инженера В. Н. Мамонтова, отметившего: «Термин «открытие» вряд ли применим к полезному ископаемому, которое выходит на дневную поверхность и резко, бьющим в глаза образом, отличается от окружающих его пород»[ref]Мамонтов В. Н. Кемеровское месторождение каменного угля на р. Томи Алтайского округа ведомства Кабинета его величества. Томск, 1910. С. 7.[/ref]. Это же суждение применимо и к «горелой горе», находящейся на юге Кузнецкого бассейна.
Заслуга М. Волкова, по замечанию В. Б. Бородаева, заключалась в том, что он первым посмотрел на Красную гору глазами промысловика- искателя, начал процедуру ее геологического открытия[ref]Бородаев В. Б. Указ. соч. С. 25.[/ref].
Акцентирование внимания на неосознанный характер (что, как показано, практически недоказуемо) обнаружения М. Волковым каменного угля может привести к положению о неразрешимости данного вопроса в принципе. Так, еще находясь в г. Томске, 28 апреля 1721 г. Д. Г. Мессершмидт получил от пленного шведа, некоего лейтенанта Ээнберга (Ehnberg) информацию: «Также между Комарово и деревней Красной, по левую руку от реки [Томи] должен быть каменный уголь»[ref]Messerschmidt D. G. Forschungsreise durch Sibirien 1720-1727. Teil. 1. Berlin, 1962. C. 93. Автор выражает глубокую признательность за помощь в переводе источника В. Ю. Гейеру (КемГУ).[/ref].
Данная информация впервые используется в региональной историографии и доносит до нас бесценные сведения по начальной истории областного центра. Тот факт, что каменный уголь располагался в сообщении по левую «руку» реки Томи, объясняется его южным по сравнению с городом Томском местоположением. Этот вывод основывается еще на одной записи, сделанной в дневнике: «7 июля… В 6 часов мы достигли деревни Томилово, где мы и причалили, деревня лежала на правом берегу, напротив острога Сосновский, насчитали 4 новых версты от Зеледеево»[ref]Messerschmidt D. G. Указ. соч. С. 115.[/ref]. В действительности Сосновский острог находился на правом берегу Томи, а деревня Томилово — на левом.
То, что в сообщении речь идет именно о Кемеровском месторождении, доказывают дневниковые записи С. П. Крашенинникова и Г. Ф. Миллера 1734 г.: «Щеглакова (Красноярская) деревня, на правой стороне; Красной камень, на той же стороне, длиной сей камень на 1 версту, на конце его стоит Кемерова деревня, от Щеглаковой в 1 версте»[ref]С. П. Крашенинников в Сибири. Неопубликованные материалы М.; Л., 1966. С. 43; Миллер Г.-Ф. Описание Томского уезда Тобольской провинции в Сибири в нынешнем его положении, в октябре 1734 г. / подгот. к печати и вст. ст. А. X. Элерт // Источники по истории Сибири досоветского периода. Новосибирск, 1988. С. 94.[/ref].
Таким образом, запись в дневнике Д. Г. Мессершмидта, сделанная 28 апреля 1721 г. его спутником Ф. И. Страленбергом, свидетельствует:
1. Об общественной известности месторождения каменного угля, находящегося недалеко от Верхотомского острога, что подтверждает суждение В. Н. Мамонтова о неприменительности термина «открытие» к полезному ископаемому, выходящему на дневную поверхность; в противном случае необходимо ставить памятник первооткрывателю кузнецкого угля не Д. Г. Мессершмидту (по И. В. Ковтуну), а пленному шведскому офицеpy Ehnberg, который ранее ученого владел информацией о месторождении.
2. Топоним «Кемерово» в 1721 г. зафиксирован как «Комарово».
В данном случае мы можем предположить, что в дневнике немецкого путешественника приведена: а) народная этимология топонима; б) искаженная форма названия деревни. Название деревни Кемеровой как Комарово встречается, насколько нам известно, только у профессора П. Н. Венюкова, исследовавшего в 1894 г. северную часть Кузнецкого каменноугольного бассейна[ref]Венюков П. Н. Геологические исследования в северной части Кузнецкого каменноугольного бассейна летом 1894 года // Труды геологической части Кабинета Е. И. В. СПб., 1895. Т. 1,вып. 2. С. 72.[/ref]. Однако мы не можем сказать: заимствовал ли Венюков данное название из бумаг Мессершмидта, находившихся в архиве Академии наук, или отразил аутентичную народную традицию.
Возможно ли интерпретировать данную информацию?
Нам уже приходилось обращаться к истории топонима «Кемерово» с формулированием следующих выводов: топоним происходит от антропонима Кемиров; первый известный носитель фамилии пашенный крестьянин Степан Кемиров по происхождению являлся великороссом, а не представителем местного татарского населения; форма антропонима Темиров вторична, возникла в русскоязычной среде в результате «народной» этимологии; форма антропонима Кемиров не находит удовлетворительной этимологии ни в русской, ни в тюркской антропонимической системе. В качестве рабочих гипотез, на основании косвенных данных источников, выдвинуто возможное происхождение фамилии от первоначальной формы Немиров или Комаров (в последнем случае, как раз на основании указания П. Н. Венюкова)[ref]Историография проблемы происхождения топонима «Кемерово» // Известия Алтайского государственного университета. 2009. № 4-2 (64). С. 243-248.[/ref].
На тот момент нам были не известны в подлиннике список пашенных крестьян Верхотомского острога 1700 г. и запись в дневнике Д. Г. Мессершмидта 1721 г.
Знакомство de vise с материалами переписи 1700 г. позволяет однозначно заключить, что пашенные крестьяне Верхотомского острога Степан Комаров (1700 г.) и Степан Кемиров (1703 г.) — одно и то же лицо[ref]Первый упоминается только в 1700 г., второй только в 1703 г. В обоих случаях переписи фиксируют у крестьян только двух сыновей с одинаковыми именами и сопоставимым возрастом: Антошка (17 и 15 лет), Афонка (8 и 10 лет). См.: РГАДА. Ф. 214. Кн. 1279. Л. 40; Кн. 1371. Л. 525.[/ref]. Форма топонима в дневниковой записи 1721 г. как «Комарово» служит еще одним доказательством данного факта. Сыном Степана — Афанасием недалеко от острога, по всей видимости, незадолго до 1721 г., была основана новая заимка (в отличие от Красной населенный пункт не назван деревней).
Почему Степан Комаров стал Кемировым? Что это, ошибка переписчика? Но он записывал информацию со слов самих крестьян. Как долго в народном сознании удерживалась первоначальная форма топонима (в 1734 г. ни Миллер, ни Крашенинников ее не упоминают)? Первоначальная история населенного пункта, опосредованно передавшего название областному центру, еще ждет своего раскрытия.
