К содержанию книги «История Кузбасса» под общей редакцией А.П. Окладникова.
Кабинетское хозяйство в пореформенное время неуклонно катилось вниз. Заводы и рудники хирели. Прииски закрывались, дарились придворным сановникам или сдавались для разработки артелям старателей. Ламсдорф, Дуббельт, Адлерберг и другие именитые владельцы приисков, получив их в подарок, предпочитали сдавать прииски в аренду купцам или, в крайнем случае, разрабатывали их в компании с толстосумами.
Несмотря на старания Александра II и Александра III насадить в Кузнецкой тайге хозяев-аристократов, купец, а не дворянин завладел золотопромышленностью. Богатейшие прииски Кузнецкой и Мариинской тайги захватили крупные золотопромышленники, начавшие действовать еще в дореформенные годы: Асташевы, Мальцевы, Поповы, Кузнецовы. Не брезгуя никакими средствами, они приобрели самые богатые места, закрытые для частной золотопромышленности. Купцы установили контакты и с привилегированными владельцами приисков. Асташев, например, арендовал прииск Николаевский у великого князя Николая Николаевича. Россыпи, разрабатывавшиеся в 60-х годах частными предпринимателями во владениях кабинета, отличались высоким содержанием золота. В 100 пудах песка здесь нередко содержалось более золотника золота. Поэтому их разработка приносила значительные доходы без каких-либо хлопот о механизации производства. И если частные прииски Алтайского округа в 1863 году давали всего 15 фунтов золота, то в 1890 году — уже 98 пудов 29 фунтов. Что же касается добычи золота на приисках кабинета, то она сократилась с 25 пудов 26 фунтов в 1860 году до 6 пудов 16 фуйтов в 1890 году. Добыча золота на приисках Мариинского округа в этот период оставалась примерно на одном уровне и составляла в 1861 году 31 пуд 1 фунт, а в 1890 году — 33 пуда 24 фунта. На кабинетских и частных приисках в 1861 году трудилось 4428 рабочих. В 1865 году в связи с сокращением работ на кабинетских приисках, лишившихся подневольной рабочей силы, число рабочих упало до 2765, а затем, благодаря быстрому росту частной золотопромышленности в 80-х годах поднялось до 5,5 тысячи человек. Выработка золота на одного рабочего повысилась с 0,5 фунта до 0,97 фунта в год. Этому, прежде всего, содействовало освобождение кабинетских мастеровых от обязательных работ и переход на вольнонаемный труд.
Производительность труда, конечно, зависела и от содержания золота в россыпи. Так, за 1865 год на одного рабочего в Мариинском округе при среднем содержании золота 29 долей в 100 пудах песка было добыто 0,6 фунта золота, а на частных приисках Алтайского округа, где среднее содержание металла составляло 1 золотник 24 доли на 100 пудов песка на каждого рабочего приходилось 2,3 фунта золота.
Из таблицы следует, что концентрация производства на приисках в рассматриваемое время не наблюдалась: среднее число рабочих на частных приисках Алтайского округа оставалась примерно на одном уровне, что же касается приисков Мариинского округа и особенно приисков кабинета, то число рабочих здесь сократилось.
В пореформенные годы приходила в упадок горная промышленность кабинета. Но одновременно развивалась частная золотопромышленность. Еще в 20-х годах XIX столетия возникли частные прииски в Мариинской тайге, не входившей во владения кабинета, в 1862 году частная добыча золота была разрешена на кабинетских землях. На заброшенных или разведанных, но не эксплуатируемых приисках кабинета появились вольные старатели из крестьян ближайших деревень и оставшиеся без работы мастеровые. Кабинет запрещал крестьянам разрабатывать золотоносные россыпи, предпочитая иметь дело с купцами. Возникли частные прииски на кабинетских землях в бассейнах рек Тайдона, Верхней, Средней и Нижней Терсей, Балык-Су, Кондомы, Мрас-Су, Лебедя.
В практике золотодобычи преобладала разработка россыпей. Лишь в 1879—1881 годах была сделана первая, и то неудачная, попытка разработки рудного золота на Дмитриевском прииске в Мариинской тайге. Заложенные здесь две неглубокие шахты для отработки кварцевой жилы оказались бедными по содержанию металла и были закрыты за невыгодностью. В Мариинской и Кузнецкой тайге золотопромышленники предпочитали без больших затрат разрабатывать новые богатые россыпи. Постепенно центр сибирской золотопромышленности перемещался на восток — на Енисей, Лену, Амур. В 60-х годах преобладающая роль от Енисейской тайги перешла к Олекминско-Витимскому округу. В 70-х годах рост золотодобычи шел за счет нового Бодайбинского района, в 80-х годах особенно выросла добыча золота на Амуре.
Известный сибирский публицист Н. М. Ядринцев писал: «В пятидесятых и шестидесятых годах слышатся уже жалобы на истощение золота; оказалось, что приемы нашей разработки золотых руд были такие же хищнические, как и в других отраслях промышленности. Гоняясь за фунтом лишнего содержания, мы снимали золото только сверху, а остальное погребали в отвалах. Золотопромышленность прошла каким-то мертвящим ураганом по Томской и Енисейской губерниям и теперь совершает последние подвиги на Олекме, за Байкалом и на Амуре… На местах брошенных приисков шумят леса и нет даже признаков человеческого жилья». Н. М. Ядринцев правильно отметил кризис «мускульного способа» золотодобычи в Мариинской тайге, но преувеличил его размеры. Закрылся ряд приисков, на которых содержание золота в песках оказывалось слишком низким при добыче его вручную. Но одновременно росли новые прииски, где опять-таки вручную успешно разрабатывались богатые россыпи. Именно наличие множества богатейших месторождений золота в Кузбассе и особенно на востоке Сибири задерживало переход к механизированной добыче металла.
Золотопромышленник был центральной фигурой среди немногочисленной буржуазии Кузбасса того времени. Прииски в тайге заводили томские купцы, уральские промышленники, петербургские вельможи, местные и приезжие чиновники.
Некоторые из крупных золотопромышленников Кузбасса, например, Асташевы и Мальцевы, были обуржуазившимися дворянами. Еще в 30-х годах коммерции советник Попов в компании с надворным советником Асташевым завели прииски в Мариинской тайге. В 1840 году здесь действовали уже компания наследников Поповых, компания Асташева и коммерции советника Степана Попова. Отдельно держали прииски усть-каменогорские купцы Андрей и Христофор Поповы. В 1844 году разрабатывались прииски компании наследников коммерции советника Попова и отдельные прииски коллежского советника Асташева, превратившегося из чиновника в крупного золотопромышленника. Тогда же преуспевающие купцы-золотопромышленники Поповы получают чины коммерции советников и звание почетных граждан.
Во второй половине XIX века в среде ведущих золотопромышленников произошли значительные изменения. Из старых фирм продолжала играть видную роль лишь компания Асташева. Захирело дело Поповых, и почетный гражданин Кузнецка Степан Попов остался владельцем лишь небольшого Бельсинского прииска. Зато появились новые имена: купцы Кузнецовы, генерал-майор и одновременно крупный заводчик С. И. Мальцев. В 80-х годах образовались две крупные компании: «Алтайское золотопромышленное дело» В. И. Асташева и К° и «Южноалтайское золотопромышленное дело» С. И. Мальцева и Ко. Асташев заключил контракт с кабинетом, по которому в его руки попали обширные золотоносные площади на Кондоме, Мрас-Су и Лебеде — в районах, еще недавно запретных для частной промышленности. Начальник Алтайских заводов Эйхвальд был снят с должности за непомерное взяточничество и злоупотребления, но законтрактованные площади остались за компанией Асташева.
Она разрабатывала несколько приисков в бассейне Кондомы и арендовала у Струговщикова Александровский прииск, который только в 1882 году дал компании около двух пудов золота. В бассейне Мрас-Су эта компания арендовала у графа Баранова Аннинский и богатый Царево-Николаевский прииск. Всего же в 1889 году Асташев и К° хозяйничали на 17 приисках, где трудились свыше 700 рабочих, дававших ежегодно по полтора десятка пудов золота.
«Южно-Алтайское золотопромышленное дело» Мальцева и компании возникло в 1881 году. Мальцев также получил по контракту золотосодержащие площади на землях кабинета, закрытых для частных золотопромышленников. Компания Мальцева разрабатывала расположенные в бассейне реки Лебедь бывшие кабинетские прииски Царево-Александровский и Андабинский. Первый из них давал свыше четырех пудов золота в год, а второй — до семи. В бассейне реки Балык-Су Мальцев, кроме старого кабинетского прииска Веселого, разрабатывал новые богатые прииски Магызынский, Пророко-Ильинский, Неожиданный, Харлампиевский и Большой Камзасский. Всего в 1889 году у «Южно-Алтайского золотопромышленного дела» действовало девять приисков, на которых числилось 1552 раббчих, добывших до 40 пудов драгоценного металла.
«Асташевская тайга» и «Мальцевская тайга» — занимали значительную часть Горной Шории. Эти компании являлись крупнейшими в Алтайском горном округе. Из 95,5 пудов золота, добытого частными предпринимателями округа в 1889 году, на их долю пришлось свыше половины.
И все-таки золотопромышленность Мариинской и Кузнецкой тайги еще топталась на мануфактурной стадии, не зная сложных дорогостоящих механизмов, драг, гидравлик, позволяющих с прибылью разрабатывать россыпи с низким содержанием золота. Ростки капитализма пробивались сквозь крепостнические пережитки. Сохранилась феодальная собственность царской фамилии на кабинетские земли. Предпринимателям приходилось делиться прибылями с аристократами, вносить высокие отчисления с добычи в пользу кабинета и арендную плату именитым вельможам — владельцам приисков.
Весь добытый металл надо было сдавать по твердой цене в казенные золотосплавочные лаборатории. Но золотопромышленники обходили эти правила: утаивали часть добычи, скупали краденое золото у рабочих соседних приисков, а затем пудами сбывали его в Китай или тайно продавали на Ирбитской ярмарке.
На приисках работали преимущественно местные крестьяне и приписанные к ближним волостям ссыльнопоселенцы. Рабочие, прибывшие из Европейской России, составляли в 1876 и 1879 годах на приисках Мариинского и Алтайского округов 4,5% всех рабочих. На прииски шли крестьяне-бедняки из местных старожилов с тем, чтобы заработать на уплату податей, на покупку скота; шли крестьяне-переселенцы, чтобы скопить денег на обзаведение хозяйством. Значительная часть этих людей, попав на прииски, уже не возвращались в деревню и не потому, что на приисках жилось лучше чем в деревне, а потому, что накопить деньги на поправку личного хозяйства обычно не удавалось. Шел год за годом, человек втягивался в приисковый быт, из крестьянина становился кадровым рабочим. Ссыльнопоселенцы также обычно не имели личного хозяйства, хотя и были приписаны к сельским общинам.
Почти круглый год по Томской и соседним губерниям шныряли вербовщики-приказчики золотопромышленников.
Некоторые города и села Кузнецкого, Мариинского, Бийского и Минусинского округов стали традиционными пунктами найма и сбора будущих приискателей. Так, в Бийске собирались рабочие, нанятые на прииски «Южно-Алтайского золотопромышленного дела», в Кузнецке и селе Таштыпском Минусинского округа — на прииски «Алтайского золотопромышленного дела», в Мариинском округе такими сборными пунктами были деревни Баннова, Кедровка, Тамбар и Тисуль.
Доверенные золотопромышленников заключали с приискателями контракты либо на сезон, либо на целый год. При этом приисковое управление оговаривало за собой право делать все «по усмотрению», обязывая рабочего беспрекословно повиноваться. Управляющий мог ставить людей на любое место, переводить их со сдельной на поденную работу, в любое время рассчитать или передать их на прииск другого владельца. Рабочий же, в противоположность нанимателю, был связан контрактом по рукам и ногам. За невыход и опоздание на работу и за различные нарушения контракта он облагался штрафом. Рабочий не мог досрочно покинуть прииск, а если бежал и был пойман, то подвергался наказанию розгами, должен был отрабатывать все дни отлучки, уплатить расходы по его поимке и премию в пользу поимщика. Только с разрешения администрации рабочие могли приводить на прииск своих жен, которые обязывались работать за пониженную плату. Лишь горькая нужда заставляла людей подписывать столь кабальные контракты. Первым средством закабаления приискателей был задаток, получаемый на руки рабочим при заключении контракта. Обычный его размер на приисках Мариинского и Алтайского округов в 60-х годах составлял 10—30 рублей, а в 1889—1890 годах 25—40 рублей.
Большая часть задатка уходила на уплату податей и недоимок, на взятки писарю при засвидетельствовании контракта в волостном правлении и получении паспорта, без которого крестьянин, приписанный к сельскому обществу, не мог отлучиться на заработки.
В результате от задатка у рабочего нередко не оставалось ни копейки. Если он был семейный, то оставлял семью в деревне на произвол судьбы.
По мере того, как формировались постоянные кадры приисковых рабочих, доверенным золотопромышленников все меньше приходилось разъезжать по отдаленным округам для вербовки людей.
Часть рабочих, привыкнув к месту или будучи не в силах выпутаться из долгов, надолго оседала на приисках. Другие, выйдя из тайги и прожив полученные на руки деньги в ближайших селах, снова нанимались к прежнему или новому хозяину.
На приисках рабочие разбивались на артели, в которых существовало несложное разделение труда. Забойщики снимали торфа, как тогда называли породу, прикрывающую золотоносный пласт. Они же или особые рабочие — свальщики возили торфа на лошадях в отвал. На телегах, по деревянным настилам везли золотоносный песок к промывательным установкам. Иногда пробивали орты — небольшие шахты или штольни, которые из-за плохого крепления нередко заваливались. В 1884 году, например, на прииске Васильева неподалеку от Кузнецка в завал попало сразу 24 человека, из которых двое умерли, а остальные получили тяжелые увечья. Темный и неграмотный рабочий люд считал, что обвалы устраивает хозяин гор — Горный, когда его кто-либо прогневит. Чтобы умилостивить хозяина гор, приносили ему жертвы водкой и табаком.
Рабочим, занятым на вскрыше торфов, добыче и промывке золотоносных песков, устанавливались твердые нормы выработки — уроки.
По сообщению горного исправника Алтайского горного округа, обычными уроками были: на вскрыше торфа в зимнее время с конной откаткой — одна кубическая сажень на два человека и полторы сажени — летом; на добыче и промывке песков с конной откаткой — две с третью кубических сажени на трех рабочих. По договорам 1885—1888 годов в Мариинском и Алтайском округах летом на приисках Миллера, Путникова, Иванова, компании Иваницкого, Жилля и Потапова двое рабочих при конной откатке были обязаны выработать за день одну и три четверти кубической сажени. За невыполнение урока управление приисков могло задержать приискателей на работе после восьми часов вечера, присоединить недоработку к уроку следующего дня или, наконец, произвести вычет из заработной платы.
Драг и гидравлик на приисках в 60—80-х годах не было. Использовались лишь наиболее богатые россыпи. Высокое содержание золота в песках позволяло с прибылью разрабатывать их без больших капитальных затрат. Забрасывались, заваливались породой участки с пониженным содержанием золота, разработка которых была бы вполне рентабельной при механизации. На приисках не знали ни паровых ни, тем более, электрических двигателей. Зато везде, где это было возможно, старались использовать силу падающей воды. На горных речках устраивались деревянные сплотки, по которым вода поступала в золотопромывательные устройства.
Весной — в разгар работ люди трудились по 13 часов — с 5 утра до 8 вечера с получасовым перерывом на завтрак и полуторачасовым на обед. Иногда рабочий день увеличивался до 14—15 часов. За работу в праздники рабочие получали в компании Мальцева удвоенную плату, а в компании Асташева — полуторную. Работы в летнее время производились без выходных дней. По контрактам 80-х годов рабочим предоставлялось от 9 до 13 праздничных дней в году.
Зимой работы свертывались, значительная часть рабочих увольнялась. Хозяева, пользуясь сезонной безработицей, платили зимой приискателям меньше, чем летом, хотя условия труда в морозы и метели куда хуже: ветер, снежные заносы, работа с мерзлым грунтом. По договору с золотопромышленником Даниловым (Мариинский округ) в 1877 году рабочий на вскрыше торфов получал за выполненный урок зимой 27, летом 35 коп. в будни и 45 коп. в праздники; на песках летом в будни платили по 40, а в праздники — по 60 коп.
В компании Мальцева в 80-х годах в зимний сезон, с первого октября по первое марта, забойщики получали 35 коп. в день, возчики, отвальные и поденщики — 30 коп. С марта по май забойщикам платили на гриренник больше, а возчикам и отвальным — на пятак. Когда начинался основной сезон (с мая по октябрь) дневная плата забойщикам, занятым вскрышей и конной отвозкой, возрастала до 60 коп., а у тех, кто промывал золотоносные пески и вел разведку россыпей, — до 70 коп. Возчики и свальщики получали по 40 коп. в день. Рабочие, не занятые непосредственно на добыче золота: плотники, кузнецы, шорники, молотобойцы, повара, получали месячную плату — 9—12 руб. зимой и 10—18 руб. весной и летом. Женщины получали от 3 до 4 руб. 50 коп. в месяц.
Была разработана строгая система штрафов, которая из средства поддержания дисциплины фактически стала дополнительным источником дохода золотопромышленников. Рабочего, получавшего 30—40 копеек в день штрафовали на 30 копеек только за опоздание на работу. За драку и буйство высчитывали из заработка от одного до трех рублей.
Помимо денежной платы, рабочие получали продовольственный паек. Нормы отпуска продуктов рабочим были сравнительно велики по объему, но далеко не высоки по качеству: не хватало жиров, совсем отсутствовали молочные продукты и овощи. Рабочий получал на месяц до двух с половиной пудов хлеба, до восьми фунтов круп, до полутора фунтов в день свежего мяса или солонины, или же фунт вяленого мяса. Так, по договору 1870 года с золотопромышленником Триполитовым (Маринский округ), рабочие получали в месяц по два с половиной пуда ржаной муки, 35 фунтов свежей или соленой говядины, 7,5 фунта ячневой крупы, 2 фунта соли и фунт топленого масла или сала. По договору 1871 года с Хотимским (Мариинский округ) рабочим давалось печеного хлеба «сколько кто может употребить в пищу», фунт свежего или соленого мяса и четверть фунта крупы в день. Кроме того, на некоторых приисках рабочим выдавали один-два раза в неделю или по праздникам винные порции. Сахар, чай, масло и другие продукты, а также одежду и обувь рабочие могли купить лишь в приисковых лавках: посторонних торговцев на прииски не пускали. Прибыли промышленников от наценок на товары и приисковых лавках в 1880—1881 годах достигали 180%.
Питались приискатели, как и работали, — артелями. Артели имели свою кухарку или кашевара. Изо дня в день рабочие ели кислые щи, кашу или крупяную похлебку из солонины. На некоторых приисках по праздникам пекли хлеб, в будни же его заменяли ржаными сухарями.
Жили приискатели в бараках с земляным полом, спали на нарах. Здесь же сушилась сырая одежда и обувь. Семейные строили свои избушки, в которые пускали еще постояльцев.
Непосильная работа, однообразная пища, сырость и холод способствовали распространению на приисках тифа и цинги. Больные валялись на нарах вперемежку со здоровыми, получали ту же пищу. Лишь на крупных приисках были больнички и фельдшера, но постоянно не хватало самых необходимых лекарств.
Приискатели не знали оплачиваемых отпусков и обычно отдыхали по нескольку дней лишь глубокой осенью, когда получали окончательный расчет за работу летом.
Оборванные и истощенные таежники выходили с приисков с запасом сухарей в заплечных мешках и тщательно спрятанными несколькими десятками рублей. Шли группами, так как среди крестьян притаежных сел были и такие, кому ничего не стоило ограбить и даже убить одинокого приискателя.
Стоило приисковым рабочим появиться в селах, как они попадали в цепкие руки содержателей постоялых дворов и многочисленных кабаков.
В очерке Н. И. Наумова «Паутина» описываются кутежи приискателей в Тисуле, превратившемся благодаря открытию в округе приисков из захудалой деревушки в обширное село с базарной площадью и гостиным рядом. В местных лавках продавались ситцевые и шелковые рубахи, плисовые шаровары, жилеты, расшитые азямы, зипуны, полушубки, бродни, поярковые шляпы и котиковые шапки, картузы, яркие шали. Бакалейные лавки ломились от водки, вин и разнообразных закусок и сластей вплоть до сардинок и засахаренных фруктов. На этикетках бутылок значилось: «Мужичьи слезы», «Бабья желчь», «Пей с горя, и с радости для большей сладости» и тому подобное.
Осенью село наполняли толпы оборванных приискателей. Они размещались по домам местных хозяев и начинался пир: щи со свининой, гуси, поросята, утопавшие в масле блины и оладьи не сходили со стола. Изголодавшиеся таежники требовали лучшей еды и расплачивались, не торгуясь. На смену видавшим виды лохмотьям шел плис и атлас. Тисуль оглашался людским гомоном, звуками гармошек и балалаек. «Попадавшиеся мне рабочие, — пишет Наумов, — были щеголевато одеты, иные в новых белых зипунах, грудь, рукава и оконечности пол у которых были узорно расшиты разноцветными шелками, в новых котиковых шапках на голове или в картузах, сшитых из треугольного синего и черного сукна. Попадались и щеголи, одетые в красные и синие шелковые рубахи, в синие или черные с золотыми разводами и пуговицами жилетки и в плисовые безрукавки. В руках у большинства были гармоники, балалайки, встречались гитары, а иногда и скрипки. Порою по улице проносилась, как вихрь, лихая тройка, вся убранная лентами, неистово звеня колокольчиками и бубенцами, и в телеге среди расфранченных рабочих, в обнимку с ними, сидели не менее разряженный женщины, заливаясь звонкой, хотя и нескладной песней. Встречный провожали подобные тройки хохотом, свистом и криками. Песни звенели на каждом перекрестке. Иногда по улице шла с песней густая, пестрая толпа рабочих и среди них опять виднелись разодетые во все радужные цвета женщины, звонкие голоса которых резко отличались от сильных мужских басовых нот.
Впереди толпы шел непременно какой-нибудь франт весь в плисе, окутанный крест-накрест шалями, в поярковой шляпе, перевязанной широкой алой или пестрой лентой; это «князь» со своей свитой. Князьями называют на языке таежников тех из рабочих, которые вынесли слишком крупный заработок или которым посчастливилось найти золотую самородку и получить плату по весу найденному в ней золота. В руках князя бутылка с вином, бутылки с вином и в руках безотлучно сопровождающих его ассистентов, или, вернее, адъютантов, беспрекословно исполняющих все его приказания. Каждая песня оканчивается, например, «славой честному князю Маркелу Савичу» и его спутникам, и после каждого славословия князь и его адъютанты угощают толпу вином, пряниками, орехами и конфетами. Иногда они оделяют не только сопутствующих князю, но и всех встречных алыми и пестрыми платками, кусками ситца, шалями.
Чаще всего князь гуляет впереди толпы, обнявшись с избранной им подругой, которая покидает его только с последним рублем. В этих случаях вместе с князем славославят и честную княгиню его».
Проходила неделя, другая, и Тисуль затихал. Рабочие, прогуляв последний рубль, спустив праздничную одежду, возвращались на прииски, а тисульские кулаки подсчитывали выручку и запирали свои лавки.
Будучи хорошим наблюдателем, Наумов писал о необычайно развитом чувстве товарищества среди таежников, об их постоянной готовности помочь в беде товарищу, о том, как дружно они стояли за себя в столкновениях с властями и администрацией. Таежные коноводы выделялись знанием приискательского дела, силой, смелостью, умом. Но не только за это уважали своих вожаков рабочие, а за то, что видели в них смелых защитников своих интересов. Наумов рассказывает о рабочем по прозвищу Еж, который пользовался большим уважением товарищей за постоянную готовность вступиться за обиженных. Надсмотрщик сбил с ног безответного старика. Еж помог ему подняться и тихо спросил обидчика «Кого ты бьешь? Есть ли в тебе душа? Одумайся!» Надсмотрщик накинулся на непрошенного защитника, но тут же покатился кубарем. «Задеру, задеру насмерть!» — кричал управляющий, когда ему доложили о проступке Ежа. Но, вероятно, и по фигуре Ежа, и по тому, как он произнес: «Дери! Я здесь», — управляющий понял, с кем имеет дело, и молча ушел в свой дом. В тот же день Ежа перевели в дальний разрез на тяжелую работу, куда посылали опальных рабочих.
Через некоторое время тот же Еж потребовал вызвать управляющего и повел с ним переговоры от имени возмущенных обсчетами рабочих.
Обычными поводами столкновений рабочих с хозяевами являлось увеличение уроков сверх положения, плохая пища, обсчеты при выдаче денег, грубое обращение. Так, осенью 1872 года произошли волнения на ряде приисков из-за того, что хозяева затянули сезон промывки золотоносных песков. Тогда же рабочие начали самовольно уходить с приисков. В августе 1885 года забастовало около 30 рабочих на прииске Чеснокова, протестуя против произвольного увеличения уроков, плохого питания и бесчеловечного обращения управляющего. Приискатели послали делегатов в Томск к хозяину, а сами бросили работу. Чесноков встретил делегатов бранью и угрозами, а одного из них жестоко избил управляющий.
В том же году в Томск пришло 26 ходоков с прииска Батурина жаловаться хозяину и властям на притеснения управляющего, который назначил непосильные уроки, безудержно штрафовал и плохо кормил рабочих.
На прииске Ненашева и Чернядевой в Алтайском округе в мае 1887 года произошли волнения из-за грубого обращения управляющего и стражника с рабочими. 25 сентября 1887 года рабочие Магызинского прииска Южно-Алтайской компании, протестуя против увольнения товарища, не вышли на работу, избили управляющего и нарядчика. В 1891 году было волнение на прииске Неожиданном Южно-Алтайской компании из-за того, что фельдшер отказался лечить нескольких больных приискателей. В 1891 году из-за притеснений управляющего бежало до 40 рабочих с прииска Шамотина.
Отличительными чертами подобных выступлений были стихийность, неорганизованность, попытки найти защиту от притеснений администрации у хозяев или местных властей. До коллективных выступлений дело доходило редко. Не надеясь добиться улучшения условий труда или отработать долги, чаще рабочие в одиночку или небольшими группами бежали с приисков. Рабочие приисков Цыбульского в Мариинском округе по нескольку лет не могли рассчитаться с долгами и вырваться с приисков, поскольку хозяин не отдавал им паспортов. Единственным выходом был побег. Но Цыбульский учел и это. Он заключил соглашение с татарами, жившими поблизости от приисков, чтобы те ловили в тайге беглых и за особое вознаграждение возвращали на прииски.
Всего с приисков Томской губернии в 70-х годах бежало до 9 процентов общего числа рабочих, а в 80-х годах — до 6 процентов. Каждый второй беглец обычно попадал в руки стражников, подвергался строгому наказанию и снова ставился на работу. На приисках шла непрекращающаяся глухая борьба между хозяевами и рабочими. На стороне первых были горные исправники, подкармливаемые золотопромышленниками, казачьи отряды, стражники, тюрьмы, царские законы; рабочие же могли рассчитывать только на собственную силу, выдержку и стойкость.