К содержанию книги «История Кузбасса» под общей редакцией А.П. Окладникова.
Первые годы после поражения революции 1905 года были во всех отношениях тяжелыми для рабочих и крестьян России.
Общее расстройство хозяйства, порожденное русско-японской войной, усугубил в 1908—1909 годах мировой экономический кризис. Усилилось разорение крестьянских хозяйств, выросла безработица, ухудшилось положение рабочих.
Военное положение, полицейские преследования, столыпинская аграрная политика — все это имело место и в Кузбассе. Но аграрная политика Столыпина проявлялась здесь несколько по-другому, чем в Европейской России, откуда правительство выселяло крестьянскую бедноту в Сибирь.
Столыпин пытался опереться на кулачество, в котором он видел основную силу существующего строя. Чтобы предоставить больший простор развитию кулацкого хозяйства, не затрагивая при этом помещичьих владений, Столыпин стремился разрушить общинное землевладение. Царский указ от 9 ноября 1906 года и закон 14 июня 1910 года давали кулакам возможность превратить в собственность имеющиеся наделы и расширить хозяйство за счет скупки наделов обедневших соседей. Правительство предоставляло кулакам ссуды для устройства хуторов и покупки земли. Разоренным и обезземеленным бедняцким массам представлялась возможность переселиться в Сибирь.
Правительство мобилизовало главное управление земледелия и землеустройства, переселенческое управление, земства, губернаторов, земских начальников, чтобы выселить из центральной России как можно, больше беднейших крестьян, подальше от соблазнительного соседства с дворянскими имениями.
Затянутый петлей безысходной нужды крестьянин, до словам Ленина, тогда готов был бежать не только в Сибирь, но и на край света. После подавления массового движения 1905—1906 годов сотни тысяч крестьян хлынули в Сибирь. Значительное число переселенцев направлялась и в Томскую губернию, в которую тогда входил Кузбасс.
О темпах этого переселения с 1907 по 1913 год говорят следующие данные:
Год Число переселенцев
1907 242 950
1908 311 944
1909 220 759
1910 98 308
1911 69 305
1912 106 641
1913 100 131
А вот данные о росте населения Кузнецкого и Мариинского уездов за 1903—1914 годы согласно ежегодных «обзоров Томской губернии».
Xapaктерно, что основной прирост населения в Кузбассе приходится на 1909—1911 годы, хотя в целом по губернии приток переселенцев в это время был не столь значительным. Дело в том, чго поскольку основные степные районы Алтая были уже заняты, значительная масса переселенцев повернула на свободные земли Кузбасса.
Как и раньше, переселенцев везли из Центральной России в товарных вагонах-теплушках. Питались они в долгом и далеком пути сухарями и другими продуктами, взятыми из дому.
Прибыв на станцию назначения, переселенцы неделями и месяцами жили в переполненный бараках, ожидая выделения земельного участка.
Старший врач Сибирской дороги Попов в связи со вспышками холеры среди переселенцев, в октябре 1907 года обследовал положение переселенцев на станции Болотная. Ежедневно сюда прибывало не менее ста человек. Люди ютились в маленьком здании вокзала и трех вагонах-теплушках. Начиная с 25 сентября на вокзале не отпускалась пища. Приходилось питаться кто чем может: сухарями, гнилой капустой, прогорклым салом.
Но самое страшное было еще впереди. Царское правительство, переселяя в Сибирь крестьянскую бедноту, почти не заботилось об ее устройстве. Сотни тысяч человек вообще не могли получить земли. По признанию самого Столыпина, в июне 1910 года в Сибири скопилось до 700 тысяч неустроенных переселенцев, которые арендовали землю, батрачили у местных кулаков-старожилов или просто бедствовали. Большая масса неустроенных переселенцев скопилась на Алтае, где новых земельных участков не хватало и для десятой части желающих.
В связи с этим приобретает острую форму борьба переселенцев против феодальной царской собственности на землю. Переселенцы зачастую самовольно захватывают пустующие кабинетские земли и участки, предназначенные для продажи зажиточным крестьянам. И кабинетскому начальству ничего не оставалось делать, как заключать с переселенцами арендные договоры на захваченную ими землю.
Жители многих переселенческих поселков отказывались от внесения арендной платы. Так, по донесению кузнецкого исправника, в 1914 году отказались платить за аренду земли все новые поселки близ Кузнецка. По заниженным официальным данным в 1913 году в бесплатном пользовании крестьян находилось свыше 50 тысяч десятин кабинетских земель.
Несмотря на жесткие меры со стороны кабинетских властей и судебных органов, невиданные масштабы приняла порубка переселенцами кабинетских лесов.
По мере того, как заселялась лесостепь на северо-западе Кузбасса, все больше переселенцев селилось в Кузнецкой и Мариинской тайге. Бездорожье, отдаленность от населенных пунктов, вековая чаща — все это осложняло освоение Кузнецкой тайги. Пароходы доходили лишь до Кузнецка, да и то в большую воду. Дальше сообщением служили грунтовые дороги и тропы, по которым могли пройти лишь вьючные лошади. На пути вставали порожистые горные реки. Кругом по хребтам и долинам поднималась мощная чернь, заваленная буреломом, заросшая высокими травами.
Не менее трудной для освоения была Мариинская тайга с ее болотистыми трясинами и глухими зарослями.
В журнале «Сибирские вопросы» за 1909 год приведено описание Романовского и Сиротольского переселенческих поселков Мариинского уезда, «От жилых мест эти поселки в 20 верстах; сообщение с ними возможно только верхом, а в распутицу всякое сообщение прерывается на 2—3 месяца. Беднота ужасная. В одной конуре живут по нескольку семей вместе с курами, телятами и свиньями. За 5 лет оба поселка разработали 100 десятин земли, считая огороды и усадебную землю, так что на душу приходится земли меньше, чем в России. Смертность ужасная; лица у всех испитые от недоедания и чрезмерной работы. Кто мог, бежал, а остальные вымирают».
Бедняки-переселенцы, преимущественно чуваши, основали в Мариинском уезде поселок Усть-Кайсас, переименованный в 1912 году В Кучум, По воспоминаниям стариков, записанным учителем И. П. Красновым, в 1904 году здесь поселилось четыре семьи, на следующий год приехала еще одна семья, а в 1907—1908 годах — 17 семей.
Поселились в тайге. Чтобы поставить избу, расчистить участок для огорода или пашни, приходилось валить лес. Первые годы только этим и занимались. Некоторые охотились, заводили пчел, заготавливали кедровые орехи. Дорог не было. Выбирались из тайги пешком, верхом или на волокушах. Заготовленную продукцию: тес, бочки, пушнину, дичь, мед, воск вывозили по санному пути в Кемерово или в степные села, где меняли на хлеб. На время уборки многие нанимались за хлеб батрачить к зажиточным крестьянам степных районов.
Материальный уровень жителей поселка был крайне низким.
Зиму и лето ходили в лыковых лаптях и одежде из грубого самотканного холста. Женщины и девушки ночи напролет просиживали у коптящей лучины за прялкой. Люди не знали ни врача, ни школы.
Не многим лучше было положение переселенцев, попавших в старожильческие села. В 1919 году в д. Бороденково (ныне Артышта) Бачатской волости приехали 40 семей из Курской губернии. Один из переселенцев С. П. Чурсин вспоминает: «Местное население приняло нас недружелюбно. Нам долго не отводили земли, не давали покосов и выгонов. Многие, разочаровавшись, оставляли земельные участки, отведенные в неудобных местах и, окончательно разорившись, возвращались на старые места. Я решил остаться. Меня напринимало общество, водили в Бачаты к приставу, который велел оставить нас в деревне. Пришлось поставить обществу ведро вина. Но и после этого, когда я купил избенку, ее хотели разломать. Был работником у чужих людей и лишь в 1914 году перед тем, как забрать в армию, меня наделили землей».
А вот описание мытарств переселенцев в с. Мохово. Чтобы приписаться к общине, переселенцам нужно было подкупить деревенскую верхушку, заготовить несколько ведер самогона для односельчан. Сделать это могли немногие. Основная масса прибывших в село по нескольку лет должна была добиваться приписки к общине. Без этого же не давалось ни земли, ни леса. Переселенцу оставалось одно — батрачить на кулаков. Старый житель села Мохово Андрей Чударов рассказывал, как он пять лет добивался приписки, работая у кулаков со всей своей семьей.
Каждый неурожай был катастрофой для маломощного, неустойчивого переселенческого хозяйства. В 1910 году переселенцы Кузнецкого и Мариинского уездов не собрали ни хлеба, ни сена. Чтобы не умереть с голоду, новоселы в округе с. Щеглова были вынуждены продавать последних лошадей по 8—12 рублей, хотя весной они стоили 35—40 рублей. В переселенческих поселках Судженской волости питались смесью из калины, рябины, гнилушек и муки.
Поскольку голодающие крестьяне не платили налогов, власти начали взыскивать их принудительным путем, продавая скот и имущество крестьян с торгов. Лошадь, стоящая 30 рублей, на торгах спускалась за 5 рублей. В ряде сел осталась без лошадей половина хозяйств.
Надо было иметь нечеловеческое терпение и выносливость, чтобы в одиночку, без помощи, вести в подобных условиях хозяйство. Вот история переселенца Чучелина из деревни Иткара, документы о которой ныне хранятся в Томском областном архиве. В 1909 году Чучелин подал прошение о ссуде, приложив к нему удостоверение сельского старосты и хозяйственной благонадежности переселенца.
В удостоверении говорилось, что Чучелин своими руками построил дом «11 аршин на 9 аршин» и амбар для хлеба, имеет коня и корову. Однако нужда заставляет его бросить землю и семью, жить на станции Тайга, чтобы хоть немного заработать на ремонте железнодорожных путей.
Ссуда Чучелину была выдана. Проходит еще три года. Чучелин по-прежнему, как рыба об лед, бьется на своем участке. Прирабатывая на стороне, он покупает в кредит плуг и, наконец, семена пшеницы. Но они оказались невсхожими и в 1913 году его хозяйство описывают за долги. Чучелин обращается к томскому губернатору с отчаянной просьбой отсрочить продажу его имущества. Неизвестно, какое решение вынес губернатор, но вскоре иткарский староста в ответ на запрос переселенческого чиновника сообщил, что «Николая Чучелина во вверенном мне обществе не находится».
Куда делся Чучелин с семьей? — вернулся ли в Вятскую губернию, пошел ли работать на железную дорогу или на шахту, ясно одно — его мечта стать самостоятельным хозяином рухнула.
В 1910 году премьер-министр Столыпин совершал поездку по Сибири. Встретился он и с переселенцами, изнемогавшими в непосильной борьбе с Мариинской тайгой. Этот холеный барин внимательно присматривался к ободранным мужикам, прикидывая в уме, как заставить их больше и интенсивнее работать на благо правящего класса. Свои соображения Столыпин изложил в записке, опубликованной в печати. «В Мариинской тайге, — писал премьер-министр — даже в поселках сравнительно близких к ж. д. (30—40 верст), мы могли убедиться в беспомощности переселенцев в борьбе с лесом: они пользуются почти одними только гарями и еланями, образовавшимися от лесных пожаров». «И земля не плоха, да вот — не сила наша: лес одолел», — говорят переселенцы на целом ряде участков, нами виденных».
Решение вопроса Столыпин видел не в механизации работ: «Корчевальные машины дороги, корчевка вручную обойдется дешевле при существующих низких ценах на рабочие руки». Он считал, что в Сибири надо насадить кулацкие хутора, передать в собственность старожилов их наделы, продать земельные участки переселенцам и дело пойдет на лад — пусть надрывается батрак, корчуя вековые кедры на кулацких делянках!
Крестьяне-бедняки бежали от помещичьей кабалы в Сибирь, а Столыпин готовил им такую же кабалу на новых местах. Но планы помещичьего правительства были опрокинуты год от года возрастающей волной обратного переселения.
«Этот громадный поток вконец разоренных обратных переселенцев с неопровержимой наглядностью говорит нам о полном крахе правительственной переселенческой политики»[ref]В. И. Ленин, Полное собрание сочинений. Т. 23, стр. 266.[/ref], — писал В. И. Ленин. В потоке обратных переселенцев были и люди, безуспешно пытавшиеся завести хозяйство на землях Кузбасса.