Из книги И.А. Балибалова «Кемерово: вчера, сегодня, завтра».
Весть об отречении царя от престола и образовании Временного правительства строители завода и рудника и старожилы Щегловки встретили по-разному. Щегловские старожилы, лавочники и чиновники волостной управы по случаю «богом дарованной свободы» торжественно отслужили молебен. После того как поп голосисто пропел «многа-а-я лета» Временному правительству, голова волостной управы Ширяев прочитал верноподданническую телеграмму Родзянке, которую присутствующие приняли с благоговением.
С другим настроением восприняли крушение царского самодержавия строители завода. Когда электромонтер Калинин на митинге предложил по указке администрации Копикуза послать приветственную телеграмму председателю Государственной думы, на крыльцо конторы поднялся слесарь Сергей Стукин.
«Граждане, давайте не будем торопиться, — обратился он к собравшимся. — Думаете, царь добровольно отрекся от престола? Нет! Его смыла с трона волна революции. Теперь власть захватила буржуазия, Бы знаете, кто этот Родзянко? Это не наш брат рабочий, а крупный сахарозаводчик-миллионщик. Подумайте, какой резон капиталисту защищать интересы народа?! А мы ему приветственную телеграмму…»
«Правильно! Никаких телеграмм! Долой Родзянку!» — дружно поддержали оратора донецкие каменщики. До приезда в Сибирь они работали на металлургических заводах юга, многие из них принимали участие в революционных маевках и забастовках. На стройку каменщики приехали сплоченной артелью и с первых же дней вступили в конфликт со «всемогущим Садовым», как все в округе называли управляющего. Его самоуправству не было границ. Он и каменщикам заявил: «Никаких договоров-бумажек я не принимаю, у меня будете работать, как прикажу…». Каменщики ответили забастовкой. Главная контора Копикуза, куда они обратились с требованием пресечь самоуправство Садова, указала ему: «Придерживаться договора». Два с половиной месяца управляющий «придерживался», а потом снова попытался установить свои порядки: под предлогом сокращения штата уволил четверых неугодных ему каменщиков. На этот раз каменщики бастовали три недели и добились своего: Садов был переведен на другую стройку.
И теперь, на митинге, каменщики взяли верх: никто из присутствующих не посмел больше заикаться о приветственной телеграмме Временному правительству.
Однако, воспользовавшись отсутствием большевистских организаций, меньшевики и эсеры в первые два месяца оказывали свое влияние на шахтеров и строителей, заражая их мелкобуржуазными иллюзиями о народовластии. По их инициативе на руднике и химзаводе были созданы Советы рабочих старост, которые повели соглашательскую политику с администрацией Копикуза.
«В мартовские дни 1917 года, — вспоминал Максим Гаврилович Смирнов, — наш барак превратился в настоящий клуб. Каждый день к нам приходили незнакомые люди, называли себя представителями различных партий. Все они говорили о свободе, равенстве, народовластии, а мы, откровенно говоря, не могли взять в толк: кто из них говорит правду и кого нам следует поддерживать. Так было сначала, потом мы начали понимать, что к чему и какого берега нам держаться. На майскую демонстрацию мы уже вышли с лозунгами: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», «Да здравствует 8-часовой рабочий день!», «Да здравствует социализм!».
А на другой день после демонстрации в нашем бараке появился представитель Томской социал-демократической организации, солдат запасного полка Новиков. Он рассказал о задачах партячейки и тут же предложил избрать председателя и секретаря».
Избранный председателем ячейки Сергей Григорьевич Стукин, как теперь достоверно установлено, приехал на стройку с Миньярского завода (Южный Урал) и был членом РСДРП с 1904 года. Секретарем стал Максим Гаврилович Смирнов. В числе первых активистов ячейки были Василий Журавлев, Филипп Степачев, Мирон Захаров, Федор Буйский, Яков Баранов, Константин Котельников, Иван Ковалев, Сергей Голкин, Семен Ковалев, Дмитрий Степанов.
Перед большевистской ячейкой стояли сложные задачи: предстояло завоевать доверие рабочих, добиться того, чтобы на предстоящих выборах в Учредительное собрание они отдали свои голоса партии большевиков. Нужно было сломить саботаж копикузовской администрации и продолжать строительство завода, преодолеть засилие меньшевиков и эсеров в руководстве Советов.
Большевики завода начали решительную борьбу за повышение роли и авторитета Совета в решении актуальных проблем текущего момента, разоблачая контрреволюционную суть мелкобуржуазных партий. По предложению партячейки в Совет рабочих депутатов были избраны Сергей Стукин, Филипп Степачев, Семен Ковалев. В дни выборов в Учредительное собрание большевики завода одержали крупную победу: из 600 избирателей 553 проголосовали за список большевиков.
События в стране нарастали, борьба большевиков с контрреволюционными партиями обострялась. Это находило свое отражение и на предприятиях Копикуза. Попытки Совдепа заставить администрацию продолжать строительство химзавода наталкивались на противодействия меньшевистского завкома. Доверие к партячейке подрывалось разнузданной пропагандой меньшевиков и эсеров. Между тем Томская партийная организация в силу ряда причин не осуществляла практического руководства партячейкой. Тогда ячейка обратилась за помощью к Красноярской парторганизации, которая прислала на стройку своего представителя Якова Бограда. Профессиональный революционер, вырванный революцией с Туруханской каторги, Боград обладал большим опытом организаторской работы в массах. В рабочей среде он пользовался исключительным доверием и авторитетом. Его пребывание на заводе, выступления перед рабочими и военнопленными, с которыми, кстати сказать, он разговаривал на их родном немецком языке, были для большевиков хорошей практической школой.
В это время разгорелась также острая борьба между старожилами и новоселами Щеглова. Дело в том, что хозяева села, старожилы, были наследными владельцами земельного надела. За него они платили подушный налог и распоряжались им по своему усмотрению. Выгодно им было принять новосела — они разрешали ему занять усадьбу, наделяли его бросовой пашней и покосами, невыгодно — новосел оставался жить в селе без прописки. Тогда за все — усадьбу, пашню, покосы, выпасы —
ему приходилось платить арендную плату и, кроме того, наравне со всеми вносить деньги на содержание церкви, школы, больницы, пожарной команды и т. д. Старожилы Щеглова широко пользовались своими привилегиями. На этой почве между «хозяевами» села и «разночинцами», как называли новоселов, нередко возникали конфликты.
«Мы являемся для них доходной статьей, — жаловались новоселы в Томскую губернскую управу, — старожилы делают все возможное, чтобы лучше нас эксплуатировать. Платя всевозможные сельские поборы, промысловые и поимущественные налоги, мы не имеем возможности участвовать в их распределении. В последние пять лет мы уплатили за приусадебные участки старожилам 100 тысяч рублей».
Чтобы избавиться от поборов и сравняться в правах с хозяевами, новоселы поставили вопрос о преобразовании села Щеглова в город. Под натиском большинства старожилы вынуждены были уступить, но при этом поставили условие: в будущем городе им должны отдать в вечное пользование 540 усадебных мест (по числу мужских душ) и земельный надел — около четырех тысяч десятин в Ягуновской казенной даче.
Однако этот договор, утвержденный волостным сходом, затрагивал интересы капиталистов Копикуза, который вел на землях Ягуновской казенной дачи разведку на уголь и намеревался закладывать там шахты.
В эти дни на страницах томской газеты «Сибирская жизнь» промелькнула коротенькая заметка: «Кто-то из граждан распустил слух, что Щеглово будет городом. Вряд ли это сбудется… Село Щеглово селом и останется». Заметка не была случайной, она выражала позицию буржуазии и мелкобуржуазных партий. Для меньшевиков и эсеров Щеглово было важным опорным пунктом. Здесь они создали земскую управу и пытались подчинить ей Совет рабочих депутатов коксохимзавода, который твердо и последовательно защищал интересы рабочих и деревенской бедноты.
Корниловский мятеж открыл истинное контрреволюционное лицо буржуазии. Большевистская партия призвала трудящихся сплотиться вокруг органов революционной демократии и выступить на открытую решительную борьбу в защиту завоеванных свобод.
В числе первых на этот призыв отозвались рабочие строящегося коксохимзавода. 16 сентября 1917 года здесь состоялось массовое собрание, на котором с докладом о текущем моменте выступили председатель заводской партячейки Стукин и представитель Томской большевистской организации Новиков. Собрание приняло резолюцию: «Приветствуем стойких борцов-большевиков, требуем передачи власти революционной демократии в лице наших комитетов, Советов депутатов солдат, рабочих и крестьян, требуем ареста Государственной Думы и Государственного Совета как гнезда контрреволюции, требуем национализации банков и ограничений прибылей, требуем всеобщей трудовой повинности и контроля рабочих над промышленностью и распределением, требуем немедленного освобождения наших товарищей солдат и рабочих, арестованных преступной рукой буржуазии, требуем предания Корнилова со всеми приверженцами беспощадному военно-полевому суду, требуем отмены смертной казни для солдат, немедленной передачи земли трудовому народу без выкупа и скорейшего созыва Учредительного собрания».
Победу петроградского пролетариата и первые ленинские декреты, принятые на Втором Всероссийском съезде Советов, строители химзавода и рабочие рудника встретили с огромным воодушевлением. «Мы требуем, — обращались строители коксохимзавода, — чтобы организованная демократия Сибири употребила всю свою мощь в деле оказания немедленной действенной поддержки вступившему в борьбу за власть Всероссийскому съезду Советов».
24 (11) ноября 1917 года Совет рабочих депутатов Кемеровского рудника и коксохимзавода взял власть в свои руки.
С первых же дней своего существования Совдеп повел большую организационную работу по защите завоеваний социалистической революции и охране общественного порядка. Уже в ноябре 1917 года были сформированы два отряда рабочей Красной гвардии. Командиром заводского отряда стал член Совдепа каменщик Иван Германович Ковалев, рудничного — бывший фронтовик, шахтер Фридрих Адамович Брокар. В начале 1918 года отряды удалось вооружить старенькими берданками, найденными в арсеналах Омска и Томска.
Кемеровскому Совдепу приходилось начинать работу по контролю за производством, укреплению трудовой дисциплины, повышению производительности труда, организации продовольственного снабжения рабочих в условиях хозяйственной разрухи, яростного сопротивления кулачества и контрреволюционных заговоров, наглого саботажа предпринимателей и служащих предприятий и учреждений.
На руднике, как впрочем и на всех предприятиях Копикуза, сложилась крайне тяжелая обстановка: добыча угля падала, шахтеры больше трех месяцев не получали зарплаты и по сути голодали — из копикузовских лавок исчезли продукты питания и товары первой необходимости. Совдепу стоило огромных усилий мобилизовать шахтеров на борьбу с топливным голодом, добиться повышения добычи угля для Транссибирской магистрали, занятой перевозкой сибирского хлеба в промышленные центры страны.
Безработица и голод грозили и строителям завода. Работы на площадке прекратились. Директор-распорядитель Копикуза Федорович, ссылаясь на отсутствие огнеупорного кирпича, намеревался законсервировать стройку.
Где взять кирпич? — этот вопрос был предметом обсуждения в Совдепе, партийной организации и на рабочем собрании. Надежд на получение донецкого кирпича не было. Оставалась единственная возможность — попытаться найти его на уральских заводах. По требованию рабочих на Урал были командированы мастер огнеупорной кладки Андрей Ефимович Ломаченко и консультант бельгийской фирмы «Оливье-Пьетта». С помощью Екатеринбургского (Свердловского) Совдепа им удалось сдать заказ на Уктусский завод.
С первых же дней установления Советской власти на территории Кузбасса стало очевидным, что старый мещанский город Кузнецк, удаленный на сотни километров от Кемеровского и Кольчугинского рудников и густозаселенного земледельческого района, не окажет нужного влияния на преобразование жизни. Для решения нёотложных задач советского строительства и хозяйственного возрождения наиболее развитого в экономическом отношении северного района нужен был свой административный центр. По предложению делегатов Верхотомского волостного Совета Кузнецкий уездный съезд Советов принял решение ходатайствовать о выделении северной группы волостей в особый уезд.
30 марта 1918 года Томский Губернский исполком Совета крестьянских, рабочих и солдатских депутатов рассмотрел ходатайство северной группы волостей Кузнецкого уезда и постановил: «образовать новый уезд в составе волостей: Барачатской, Больше-Ямской, Верхотомской, Вновь-Стрельнинской, Вознесенской, Зарубинской, Кемеровской, Крапивинской, Косьминской, Лебедянской, Мунгатской, Морозовской, Подонинской, Смолинской, Титовской, Тарсминской, Барзасской.
Образуемый уезд наименовать Щегловским и образовать из с. Щеглова Верхотомской волости уездный город Щеглов.
Приглашая население на съезд крестьянских депутатов на 9 мая с. г., Губернский исполнительный комитет возлагает на этот съезд решение важных задач по организации власти и управлению новым уездом».
9 мая 1918 года в здании волостного исполкома открылся первый уездный съезд Советов. Фронтон здания был украшен красным полотнищем с начертанными словами: «День 9 мая 1918 года будет днем расцвета Щеглова!», «Привет городу Щеглову!».
Делегатами съезда были строители коксохимзавода, шахтеры Кемеровского и Кольчугинского рудников, крестьяне, преимущественно бывшие солдаты-фронтовики, северных волостей. В уездный исполком Совета было избрано 17 человек, в том числе семь большевиков. Председателем исполкома стал молодой рабочий химзавода большевик Степан Рукавишников. Бывший солдат-фронтовик, вынесший на своих плечах все тяготы окопной жизни, Рукавишников вернулся в родное село
убежденным ленинцем и сразу же включился в активную борьбу с меньшевиками и эсерами за передачу власти в руки Советов. Большие организаторские способности Рукавишников проявил в дни подготовки к уездному съезду, чем и завоевал доверие избирателей.
Заместителем председателя исполкома был избран плотник рудника Григорий Шувалов, которого в Щеглове знали как председателя комитета неприписных новоселов, боровшегося с кулацким засильем, за преобразование села в город. Будучи членом волостного Совета, Шувалов твердо и последовательно отстаивал интересы беднейшего крестьянства в решении всех текущих вопросов, связанных с советизацией деревни.
Секретарем исполкома уездного Совета стал Роман Хомутников, участник кружка «правдистов» на Кемеровском руднике. С первых дней Февральской революции он принимал непосредственное участие в общественной жизни рудника и села Щеглова: был членом комитета бедноты, организатором артели по ремонту сельскохозяйственных машин, одним словом, был там, где новоселам-беднякам требовалась помощь и защита от кулаков и хулиганов, которые в эти дни терроризировали население.
Военным уездным комиссаром был утвержден Николай Иванов, бывший фронтовик-разведчик, георгиевский кавалер. В дни установления власти Советов в Щеглове и окрестных деревнях он мужественно боролся с контрреволюционерами всех мастей, пользовался доверием как рабочих рудника и завода, так и деревенской бедноты.
Такими же активными борцами революции являлись комиссары отделов уездного исполкома: Панфил Ильиных, Фома Сенчук, Сергей Субботин, Василий Кузьмин, Петр Прищепов, Яков Баранов, Иван Булычев, Иван Белов.
Съезд закончился 17 мая 1918 года демонстрацией. Строители коксохимзавода, шахтеры рудника и новоселы прошли по улицам села с красными флагами, приветствуя рождение нового в Российской Федерации города.
А вскоре в Щегловск пришла грозная весть: мятеж белочехов по всей Транссибирской магистрали. Над Кузбассом нависла смертельная опасность.
Хотя руководители уездного исполкома и приняли оперативные меры по мобилизации отряда рабочей Красной гвардии, но в их распоряжении не было ни времени, ни оружия, ни подготовленных бойцов. В начале мая по приказу Военно-революционного штаба Центросибири красногвардейский отряд кемеровских добровольцев был отправлен на формирование в город Томск. Еще раньше на Восточный фронт, на борьбу с бандой есаула Семенова, уехали тридцать два добровольца с химзавода. Восемнадцать красногвардейцев были отправлены в продовольственный отряд.
На Кемеровском руднике и химзаводе удалось сформировать две роты. Щегловские красногвардейцы под командованием Степана Рукавишникова и Николая Иванова 30 мая заняли боевые позиции в районе станции Арлюк. Сюда же прибыли два отряда кольчугинских шахтеров под командованием Ивана Шильникова и Иосифа Пихта и небольшой отряд Михаила Филатенко из Кузнецка.
Арлюкский бой явился первой страницей героической летописи вооруженной борьбы рабочих и беднейшего крестьянства Кузбасса с врагами первого в мире социалистического государства.
Горстка храбрецов, вооруженных старенькими берданками, рассыпалась редкой цепочкой по открытой степи. Непрочным оказался оборонительный рубеж — не было здесь естественных преград, которые могли бы помешать наступающему противнику, так же как не было и укрытий от пулеметного обстрела. И только сознание своего высокого долга — защищать завоевания Октября до последнего вздоха — придавало красногвардейцам решимость принять бой с превосходящими силами противника.
Из Арлюка Щегловский красногвардейский отряд стал отходить на станцию Кемерово.
«3 июня на ст. Топки часть красногвардейцев, отступающих от ст. Арлюк, — говорилось в донесении администрации Кольчугинской железной дороги, — организовали поезд и в 18 час. 20 мин. выехали по Кемеровской ветке». Проехав мост через Большую Камышенную, красногвардейцы остановили свой поезд, обезоружили железнодорожную охрану и, полив керосином деревянные фермы моста, подожгли его. Операция уничтожения моста была выполнена Николаем Ивановым с группой красногвардейцев по распоряжению Степана Рукавишникова.
Без бронепоезда белочехи боялись наступать на Щегловск. Постройка обходного пути на речке Камышенной заняла двое суток. За это время Степан Рукавишников успел организовать эвакуацию уездного Совдепа. Утром 5 июня 1918 года три парохода с красногвардейцами и работниками уездного Совдепа отчалили от пристани и пошли вверх по
Томи.
Вечером того же дня щегловские кулаки и лавочники встречали белочехов колокольным звоном.
Отступая в Кузнецк, руководители Щегловского Совдепа надеялись сформировать там боеспособный красногвардейский отряд и по Салаирскому кряжу выйти в Барнаул, на соединение с войсками Красной Армии. Однако их надежды не оправдались. Они не могли запастись в Кузнецке ни продовольствием, ни снаряжением, чтобы уйти в тайгу, и поэтому были вынуждены сложить оружие и вернуться домой.
Тем временем контрреволюция накапливала силы. В Щегловск прибыл карательный отряд штабс-капитана Альмановича. Первыми жертвами его стали рабочие коксохимзавода красногвардейцы Федор Буйский, Мирон Захаров и Дмитрий Степанов, расстрелянные без суда по доносу кулаков. В середине июня в районе Бычьего Горла каратели расстреляли большую группу красногвардейцев, возвращавшихся на пароходе «Дедушка» из Кузнецка на Кемеровский рудник. В конце этого месяца были арестованы почти все работники Щегловского Совдепа — Степан Рукавишников, Николай Иванов, Роман Хомутников, Панфил Ильиных, Фома Сенчук, Сергей Субботин.
Комендант гарнизона поручик Луговской и урядник Кузеванов стали хозяевами села и рудника. Они хватали и бросали в тюрьму всех, кого подозревали в сочувствии Советской власти.
В условиях жесточайшего террора большевики химзавода и рудника вели работу по сплочению своих рядов и укреплению связей с беспартийными, разоблачали контрреволюционную сущность Временного Сибирского правительства. «В рабочей среде Кемерова, Кольчугина, Гурьевского завода, — доносил уездный комиссар, — чувствуется тяготение к Советской власти».
В конце июня на берегу Козловского озера состоялось первое подпольное собрание. В состав нового комитета были избраны Сергей Стукин, Савук и Бабошко. Вскоре им удалось установить связь с Томским комитетом, который теперь возглавлял Франц Суховерхов.
В дни мятежа Суховерхов находился в Москве, где участвовал в работе первого Всероссийского съезда совнархозов. В Сибирь он возвратился нелегально. Профессиональный революционер, обладавший организаторским талантом и опытом конспиративной работы, Суховерхов скоро объединил вокруг себя большевиков, восстановил партийные организации Западной Сибири. 19 августа в Томске состоялась первая конференция большевиков. От Кузбасса на ней присутствовал Сергей
Стукин.
В это время на предприятиях Копикуза началось открытое преследование рабочих, заподозренных в сочувствии Советской власти. В начале сентября со стройки химзавода было уволено 80 рабочих. О том, как расправились с активными сторонниками Советской власти, видно из донесения коменданта Кемеровского рудника подпоручика Сенищева своему начальству: «Доношу, что мною приняты меры об удалении с Кемеровского рудника некоторых вредных элементов, пребывание которых угрожало нарушению общественного порядка и безопасности. Лица эти следующие: 1. Сажин Евграф — бывший секретарь Рудничного Совдепа, большевик. 2. Паутов Константин — бывший секретарь рудничного военно-революционного трибунала, большевик. 3. Тропин Афанасий — ярый красногвардеец. 4. Баяр Федор — красноармеец.
Всем вышепоименованным лицам администрацией рудника было отказано в принятии на какую-либо должность, пребывание же их без определенных занятий недопустимо, тем более, что в квартирах на руднике ощущается большой недостаток…».
С приходом к власти адмирала Колчака разгул контрреволюции усилился. Рабочие предприятий Копикуза были лишены каких-либо прав жаловаться на произвол администрации, а за малейшее проявление недовольства режимом омского правителя рабочих бросали в застенки контрразведки, откуда редко кто выходил живым. Произвол копикузовских приказчиков не знал предела. На Кольчугинском руднике дело дошло до того, что шахтерам вместо хлеба стали выдавать муку «черную, как назем, горькую, как полынь». Когда начальник гарнизона запретил выдачу этой несъедобной муки, копикузовцы перебросили ее на Кемеровский рудник и здесь продолжали отпускать ее рабочим в счет зарплаты.
С невиданной беспощадностью колчаковская милиция преследовала большевиков. Каждый барак на Кемеровском руднике и Нижней Колонии химзавода находился под неусыпным оком агентов контрразведки, жителям не разрешалось выходить на улицы в ночное время. Стоило появиться приезжему человеку, как за ним устанавливалась слежка.
В условиях такого жесточайшего террора чрезвычайно сложно было создавать подпольные большевистские ячейки. Однако, как вспоминает М. Г. Смирнов, попытка такая была, хотя и окончилась она провалом. Хозяин явочной квартиры, где подпольщики проводили собрание, Садырин вместе с сыном поплатились за это жизнью.
Как известно из истории гражданской войны в Сибири, после ряда вооруженных выступлений в рабочих районах подпольные большевистские организации понесли невосполнимые потери. Весной 1919 года вооруженная борьба с колчаковцами переместилась в таежную зону Транссибирской магистрали. Щегловский уезд стал местом боевых действий партизанских отрядов, активными бойцами которых были солдаты-фронтовики, бывшие красногвардейцы и работники Совдепов.
К осени 1919 года Красная Армия отбросила колчаковские войска за Урал и начала стремительно продвигаться в глубь Сибири. В середине декабря, когда бойцы Пятой армии подошли к Оби и завязали бои на подступах к Новониколаевску (Новосибирску), в Щегловском уезде развернулось массовое крестьянское восстание. На помощь восставшим с правобережья Томи пришли партизанские отряды Шевелева, Путилова, Кузнецова и другие.
Военные действия партизан и повстанцев вызывали беспокойство Колчака. «Меня крайне заботит положение в Барнаульском и Кузнецком уездах, — телеграфирует он командующему фронтом, генерал-лейтенанту Каппелю. — Я вижу в этом серьезную угрозу левому флангу и флангу тыла наших армий. Прошу откровенно мне высказать ваше мнение». Каппель пытался успокоить омского правителя: «Обстановка в Кузнецком и Щегловском районах привлекает мое внимание и мною приняты меры: в район восстания брошена стрелковая дивизия с кавбригадой, егерский и стрелковые полки, а кадровый морской полк находится в Щеглове».
Четырнадцатого декабря 1919 г. бойцы 27-й дивизии дважды Краснознаменной Красной Пятой Армии перешли закованную в лед реку Обь и с боем освободили Новониколаевск. На другой день в Реввоенсовет Пятой Армии поступила телеграмма В. И. Ленина: «Поздравляю со взятием Новониколаевска. Позаботьтесь всячески о взятии в целости Кузнецкого района и угля…».
«Взять в целости» — это было важно в ту тяжелую пору. Кузнецкий район с его угольными рудниками: Анжерским, Судженским, Кемеровским и Кольчугинским являлся единственным источником топлива, без которого нельзя было оживить Транссибирскую магистраль и возродить хозяйственную жизнь в Западной Сибири, служившей основной базой снабжения продовольствием промышленных центров России.
Расположенный в междуречье Оби и Енисея, на северных отрогах Алатау, Кузнецкий район с горным рельефом и хвойной тайгой представлял собою удобный рубеж, где колчаковцы надеялись стабилизировать фронт. Опорными узлами они избрали города Тайгу и Щегловск, сосредоточивая здесь сводные полки десяти потрепанных дивизий третьей полевой армии, казачью бригаду, отряд морской пехоты и отдельный егерский полк. По количеству активных штыков и артиллерийских батарей колчаковские войска представляли еще грозную силу.
Какой неукротимой силой и мужеством, сознанием своего правого дела должны были обладать бойцы и командиры 35-й дивизии, чтобы в лютые декабрьские морозы и метели по степным проселочным дорогам пройти трехсоткилометровый путь и с марша мощным штыковым ударом сбить врага с занятых позиций.
По воспоминаниям Григория Михайловича Черемисинова, участника боев за освобождение города Щегловска, бывшего начальника штаба 35-й дивизии, боевые действия развертывались так.
Дивизия подошла к городу с юга. Штаб дивизии расположился в деревне Ягуновой. В Щегловске находились части Боткинской дивизии, прикрывавшие отход колчаковцев на восток по Мариинскому тракту — с рудника к деревне Латыши, а за ней — в тайгу… Первая бригада в составе 307-го, 308-го и 309-го полков перешла Томь возле села Верхотомского с задачей захватить деревни Боровую, Кедровку, Латыши и закрыть выход на Мариинский тракт.
Второй бригаде в составе 310-го, 311-го и Крепостного полков было приказано наступать с юго-восточной стороны: 311-му полку из деревни Кур-Искитим — в центр села, 310-му — уступом справа с выходом на шахту «Центральная». Крепостному полку ставилось задачей прикрывать правый фланг: из деревни Березовской перейти реку Томь и через деревни Осиновку и Андреевку выйти на соединение с полками первой бригады.
В полночь 23 декабря полки первой бригады начали бой за деревни Боровую и Кедровку и встретили отчаянное сопротивление. И только к полудню с большими потерями им удалось захватить деревни и выйти на подступы к Латышам. Но все попытки атаковать противника без поддержки артиллерии оказались безуспешными, а батареи нельзя было подтянуть сюда по многим причинам.
Все эти три дивизиона — шесть батарей — действовали на главном направлении. Под прикрытием артиллерийского огня бойцы 311-го и 310-го полков, разгромив арьергард Боткинской дивизии, вырвались на правобережье и захватили шахту «Центральная» и прилегающий к ней поселок. Эта стремительная атака красных бойцов решила исход боя и в Латышах. Почувствовав опасность окружения, колчаковцы бросились бежать в тайгу.
Тяжела таежная дорога в декабрьскую пору — мороз, снег, колея — корытом на спусках и на подъемах — ни свернуть, ни объехать.
К вечеру 26 декабря все полки первой бригады сосредоточились на бугристом берегу речки Барзас. Внизу, за мостом, на открытом косогоре деревня Дмитровка дымила и трубами изб и кострами. Никто так и не сосчитал, сколько в ту метельную ночь здесь скучилось людей и лошадей, и только через неделю стало известно, что этот табор представлял собою остатки третьей колчаковской армии, нашедшей свой бесславный конец на Мариинском тракте, в междуречье Барзаса и Золо-
того Китата.
Последний решительный бой начался с наступлением темноты. Бойцы третьей роты 307-го полка с крутояра спустились в пойму реки и стремительным броском смяли сторожевую охрану и ворвались в деревню. Вслед за смельчаками полка поднялись в штыковую атаку. Рукопашный бой длился всю ночь. Утром в деревне и ее окрестностях больше не было ни одного вооруженного колчаковца…
Но и в полках дивизии недосчитались многих бойцов.
На Мариинском тракте, возле деревень Латыши и Дмитровка стоят над братскими могилами обелиски, хранящие память о легендарных днях гражданской войны в Сибири, о героях-воинах 35-й дивизии, отдавших жизнь в боях за утверждение власти Советов.
За массовый героизм воинов, проявленный в боях с колчаковцами на Кузнецкой земле, Реввоенсовет Республики наградил 35-ю дивизию Красным знаменем и присвоил ей наименование Сибирской.
В 1920 году 35-я дивизия продолжала боевой путь на восток. Весной 1921 года она участвовала в разгроме банд барона Унгерна на территории Монголии.
В 1922 году бригады 35-й были преобразованы в дивизии. Сформированная на базе второй бригады, в составе 311-го, 310-го и Крепостного полков, освобождавших Щегловск, дивизия участвовала в боях за освобождение Приморья и города Владивостока и получила наименование Первой тихоокеанской стрелковой дивизии.
