Из книги И.А. Балибалова «Кемерово: вчера, сегодня, завтра».
Первая пятилетка — памятная веха в индустриальном взлете Кузбасса и его нынешнего административного центра — города Кемерова.
Кемеровские шахтеры и коксохимики начали ее Урало-Сибирской перекличкой. В связи с переводом уральских домен и сталеплавильных печей на минеральное топливо потребность в кемеровском коксе стремительно нарастала. В начале февраля 1929 года металлурги Нижне-Салдинского завода обратились с открытым письмом к шахтерам Кемеровского и Прокопьевского рудников: «Мы пришли к убеждению, — писали металлурги, — что в улучшении нашей работы по выплавке чугуна могут и должны помочь нам рабочие Кузбасса. Мы вызываем кемеровских и прокопьевских шахтеров принять участие в совместном обсуждении вопроса о снабжении нашего завода минеральным топливом».
Доменщики Нижней Салды первыми на Урале освоили выплавку чугуна на кемеровском коксе и теперь просили не только увеличить отгрузку, но и повысить качество кокса, так как каждый лишний процент золы снижал производительность домен на три процента.
Кемеровские шахтеры не замедлили ответить: «Обсудив уральский счет, 250 рабочих рудника решили: дадим коксовым печам чистый уголь».
Нелегко было шахтерам наращивать добычу коксующихся углей с обушком и лопатой. Только в конце второго года пятилетки на ведущей шахте рудника — «Центральной» — стали появляться легкие врубовые машины, отбойные молотки, конвейеры и электровозы.
В августе 1929 года на левом берегу Томи, возле разъезда Ишаново, была заложена шахта с годовой производительностью 150 тысяч тонн, получившая потом название «Пионер». В декабре этого же года на коксохимзаводе вступила в строй третья коксовая батарея. Выжиг кокса удвоился.
В перспективном плане создания второй угольно-металлургической базы Кемеровскому промышленному району отводилось особое место. Наличие сырья — коксующихся и сапропелевых углей, запасы огнеупорных глин, диабаза, известняка, бутового камня, гравия, леса, многоводная река, железнодорожная связь, удобная промышленная площадка и относительная обжитость густонаселенного района — все это обусловливало создание здесь мощного энергохимического комплекса.
Планируемый Кемеровский энергохимкомбинат являлся уникальным не только в отечественной, но и в мировой углехимии. В ту пору предприятия немецкого химического концерна «Фарбениндустри», как и наши отечественные Рубежанский и Дорогомиловский анилинокрасочные и Орехово-Зуевский завод пластических масс, работая на привозном сырье, специализировались на выпуске одного-двух продуктов, в зависимости от рынка сбыта. Все побочные химические вещества, получаемые в процессе переработки бензола и фенола, выбрасывались в атмосферу или спускались в канализацию.
Кемеровский энергохимкомбинат планировался на принципиально новой основе — комплексном использовании как углей, так и химических продуктов, получаемых в процессе коксования или полукоксования.
Новым здесь было и то, что впервые в мировой практике создавалось производство сухой перегонки барзасских сапромикситов — весьма редких в природе углей, образованных из растительных и животных остатков. При полукоксовании они давали моторное топливо: бензин, керосин и мазут.
Трудно ли было кемеровским строителям закладывать фундамент промышленного комплекса? Да, нелегко. Им предстояло вести разведку недр для закладки шахт, создавать строительную базу, строить дороги, жилье, готовить кадры строителей и эксплуатационников. Если Кузнецкий и Магнитогорский комбинаты строились с помощью иностранных специалистов, то Кемеровский комплекс углехимии проектировался и создавался преимущественно силами молодых советских инженеров и рабочих, не обладавших еще опытом работы.
В России, как известно, коксовые установки с улавливанием побочных продуктов появились только в конце прошлого века и вплоть до начала первой мировой войны строились бельгийскими и немецкими фирмами. Возникшее в 1915 году в России общество «Коксобензол» по постройке и эксплуатации коксовых печей и рекуперационных установок не оставило большого технического наследства. Таким образом, в канун первой пятилетки в нашей стране не было ни своего проекта коксовых печей, ни заводов по изготовлению огнеупорного кирпича — все приходилось создавать заново, в самые сжатые сроки.
Первую быстроходную коксовую печь в нашей стране создал Иван Иванович Лоханский, инженер-технолог Кемеровского коксохимзавода. На основе данных, полученных в процессе испытания его опытной печи, московский проектный институт разработал оригинальную конструкцию мощной коксовой установки. Создание проекта большегрузных и быстроходных печей было выдающимся техническим достижением отечественной коксохимии.
1 июня 1930 года состоялась закладка цехов нового коксохима — основного предприятия Кемеровского энергохимкомбината. Вот несколько строк из репортажа корреспондента газеты «Кузбасс» об этом знаменательном событии:
«На Коксострое праздник. Унылый пустырь за химзаводом вступает в цепь звеньев великой советской пятилетки. Новый забор оттеснил к реке холмики землянок Нахаловки… На расчищенной площадке груды строительного мусора, камень, кирпич, цемент ждут только рук. В боевой готовности стоят бетономешалки. Торжественны лица бойцов и командиров стройки… Здесь сегодня честный советский рабочий и инженер дружным общим ударом вбивают новый кол в могилу капиталистического строя… В улыбках каждого бойца неизменно читаешь:
— Растем!
— Крепнем!
— Строим!
— Шагай, товарищ пятилетка — фундамент социализма!»
В это же время развернулись работы по созданию сырьевой базы.
На правобережье Томи, возле деревни Боровушка, геологи начали промышленную разведку угольного поля для закладки новых шахт. Геологи Ленинградского отделения Трансстроя выехали в тайгу на изыскание трассы железной дороги на Барзас, где закладывались три шахты для добычи сапромикситовых углей.
Сентябрь 1930 года начинался в Щегловске организацией сразу трех крупных строек — первой в Сибири мощной районной электростанции, цинко-сернокислотного комбината и закладкой на левобережье Томи (в районе нынешней сортировочной станции Предкомбинат) шахты «Щегловская».
Такой размах строительства требовал притока рабочих рук. На строительных площадках не хватало землекопов, плотников, грабарей.
Для того чтобы начать рытье котлована под главное здание электростанции, пришлось остановить работы на многих участках городского строительства и высвободившихся людей передать управлению Энергостроя.
В отличие от промышленных центров России — Донбасса и Урала,— в Сибири не было крупных промышленных предприятий и, естественно, не было кадровых рабочих. Ряды строителей пополнялись преимущественно жителями окрестных деревень притаежной зоны, среди которых было немало промысловиков-охотников, старателей. Подавляющее большинство из них были неграмотными и не имели навыков коллективной работы.
На первых порах вся культурно-просветительная работа сосредоточивалась в ликбезах. Всюду на стройках и в общественных местах города пестрели призывы; «Грамотный — обучи неграмотного!». Молодой строитель, объявляя себя ударником, брал обязательство не только перевыполнять нормы, но и учиться грамоте, повышать квалификацию.
В среде строителей встречались и выходцы из кулацких хозяйств, мещане, искатели сытой и красивой жизни, рвачи и выжиги. Играя на трудностях строительства, они создавали на отдельных участках острые конфликты, приводившие к массовым прогулам, порче оборудования и дезорганизации работ.
Будни строителей были насыщены острой классовой борьбой, всю тяжесть которой вынесли на своих плечах коммунисты и комсомольцы. Краевая комсомольская организация послала 900 человек из четырехтысячного ударного батальона на шахты и стройки Кузбасса. Посланцы партии и комсомола были полны творческого энтузиазма. У них не было технических знаний, производственного опыта, в наследство им достались лишь топор да лопата, кувалда да лошадь с деревянной телегой. И с этим наследством им предстояло прорваться в глубины недр, возвести на сибирских пустошах корпуса заводов и электростанций, проложить в таежных дебрях стальные магистрали и высоковольтные электролинии, преодолеть пережитки в сознании людей. Им предстояло выстоять на строительных лесах в лютые сибирские морозы и пургу, вынести грязь и копоть дощатых бараков и землянок, притерпеться к кислому запаху тесных столовых.
И все это они преодолели с завидным мужеством и отвагой. Любимой песней строителей первых пятилеток был «Марш ударных бригад»:
Гудит, ломая скалы, ударный труд,
Прорвался лентой алой ударный труд,
В труде нам слава и почет,
Для нас кирка породу бьет.
Для нас и трактор по полю идет, гудёт,
Он песню новую гудёт.
В ход рычаг, каждый час,
Даешь программу Ильича!
Даешь, даешь!
Даем, даем, даем!
Эта песня выражала стремления и чувства покорителей сибирской целины, звала на подвиги. С ней щегловские комсомольцы шли на самые трудные участки строительства. Когда на Энергострое получился прорыв, сотни комсомольцев стали выходить ежедневно после своего рабочего дня на строительную площадку. Вооружившись лопатами и тачками, они спускались в глубокий котлован и помогали строителям копать и поднимать на отвалы вязкую глину.
Темп строительных работ в начальный период предопределялся степенью подготовки квалифицированных кадров. На стройках ощущался недостаток специалистов, производителей работ, десятников. Инженеры и техники старой школы ехали в «провинциальную дыру» неохотно. А те, кто приезжал, долго не задерживались, пугаясь сурового сибирского климата и отсутствия привычных бытовых условий. Действительно, жилось первым строителям города нелегко: дощатые бараки были неблагоустроены, питание и снабжение промтоварами шло по карточкам и талонам.
Зима 1931 года явилась тяжелым испытанием для строителей Коксостроя. Вслед за лютыми январскими морозами пришли февральские метели. К этому времени над котлованами был поставлен деревянный тепляк — довольно громоздкое сооружение объемом около 70 тысяч кубометров. В февральскую метельную ночь, когда землекопы убирали последние вагонетки грунта, а каменщики закладывали буто-бетонный фундамент под плиту батареи, пятнадцатиметровой высоты дощатые стены не выдержали напора пурги и рухнули в котлован. Тревожный гудок поднял на ноги весь город. К рассвету на площадке Коксостроя собрались почти все горожане, чтобы помочь строителям разобрать завалы.
Хотя последствия катастрофы были и тяжелыми, но коксостроевцы не пали духом, не растерялись, с невиданным упорством принялись они вновь за работу. На второй же день на стройке появились призывы:
Даешь тепляк за месяц!
Даешь коксовые батареи в срок!
На строительстве нового тепляка люди работали, как принято было тогда говорить, «в две силы, в две пары рукавиц», не считаясь со временем и стужей. В мае тепляк был готов, и в конечном итоге каменщики начали кладку огнеупоров на месяц раньше намеченного срока.
С наступлением тепла предстояло начинать забивку свай под фундаменты дымовой трубы, батареи и других объектов углекоксового блока. Как и подвижная опалубка, забивка свай оказалась для коксостроевцев делом малопонятным. На площадке нашелся всего один человек, умевший это делать. Это был сторож конторы Максимов. В молодые годы ему довелось работать на строительстве мостов Транссибирской магистрали, где он освоил профессию свайщика. По собственному почину старик пришел на строительный участок, организовал бригаду из землекопов и научил их делать копры и с помощью этой нехитрой техники забивать сваи. Впоследствии ученики Максимова славились ударной работой и оказывали шефскую помощь другим стройкам.
В первые месяцы на Коксострое не было десятников. Их начали готовить из рабочих, едва умевших читать и писать, на вечерних курсах без отрыва от производства.
«Хотя учебная программа и не была сложной, — вспоминает Владимир Федорович Богачев, бывший в ту пору производителем работ на углекоксовом блоке, — но и эти, по сути говоря, азбучные знания, давались строителям с горячим потом. Особенно трудным предметом казалось нормирование. На занятиях часто возникали конфликты. Корпит, корпит другой плотник или каменщик над составлением наряда на работы, не вытерпит, с досадой бросит рукавицы на пол и заявит: «Дайте мне лучше лопату, пойду землю копать…» Конфликты эти обычно кончались тем, что я обязывал нормировщика брать шефство над отстающими, вести дополнительные занятия. Отличными мастерами своего дела стали каменщик Беседин, плотники Иван Горбунов, Михаил Мужецкий, Иван Куреной, Галям Латыпов, бригадиры-бетонщики Иван Мазуров, Мария Алиткина… Они с полным правом могут сказать: «Новый углекоксовый блок коксохима построен нашими руками».
Нелегко было и горнякам закладывать новые шахты. Один из первых строителей «Северной» Георгий Федорович Казанин рассказывал: «Проходку вертикального ствола начинали по старинке, «на воротах». Да, удивляться не приходится — электроэнергии еще не было, ГРЭС только строилась. Решили организовать паровое хозяйство. Котлы нашли на станции Кемерово. Но тут перед нами встал вопрос: как перетащить их на правый берег? Моста через Томь нет. На пароме? Паром не поднимал. Как быть? Дорога каждая минута. Кто-то предложил спустить котлы на катках к воде, накачать в них воздух, плотно закрыть и канатами перетащить на правый берег. Так и сделали.
А от берега до шахты — восемь километров, и все в гору. Поручили коммунисту К. И. Ярыгину катить с помощью ручных лебедок. И он покатил со скоростью 400 шагов в день. Тем не менее до наступления холодов мы успели смонтировать и растопить оба котла».
Проблема кадров с первого года пятилетки стояла в центре внимания партийных и общественных организаций города. Были открыты два техникума, созданы два рабфака, несколько курсов по подготовке в рабфак и вузы, школы стройуча, ФЗУ и горпромуча. Землекопы приобретали профессии машинистов, аппаратчиков сложных агрегатов, становились техниками, инженерами.
С развертыванием промышленного строительства начинает расти и город. В июне 1930 года сессия городского Совета рассмотрела эскизный проект планировки Щегловска, представленный проектным бюро Запсибкрайкомхоза. Город проектировался на 130 тысяч жителей.
При рассмотрении проекта возник вопрос о названии города. В обсуждении этого вопроса активное участие приняли горожане. Все единодушно соглашались с тем, что название по имени бывшего торгового села Щеглова не имеет прямой исторической связи с городом, основанным на базе добычи и переработки каменного угля. Поэтому горсовет обратился в президиум Западно-Сибирского краевого исполнительного комитета с ходатайством о переименовании Щегловска в город Кемерово.
«Ходатайство Щегловского горсовета, — говорилось в решении президиума исполкома, — о переименовании Щегловска в город Кемерово считать вполне обоснованным. Новое наименование города характеризует местные ископаемые богатства, так как туземное слово «кемер» в переводе на русский язык означает «уголь»[ref]Иное толкование слову «кемер» дают Э. и В. Мурзаевы в своем словаре местных географических терминов. «Кемер, кемир (тюрк.) — берег, утес, обрыв. Ряд возвышенностей, окаймляющих полукруглую пониженную местность: обрыв, береговой вал или берег, урез воды… Отсюда и название: город Кемерово, озеро Кемертус в Павлодарской области…».
И. А. Воробьева в книге «Язык земли» (о местных географических названиях Западной Сибири) пишет: «Необычно происхождение названия областного центра Кемеровской области — Кемерово. В XVII—XVIII веках в этих местах жили Кемеровы, которые основали одноименную деревню, просуществовавшую до 1918 года. По ней был назван найденный неподалеку угольный пласт — Кемеровский, а позднее рудник. Возникший на месте прежних деревень Щегловой и Кемеровой город Щегловск в 1932 году был переименован в Кемерово, но в основу названия города было положено не название деревни, о которой могли уже забыть, а название рудника».
Нам кажется, что возникновение топонима Кемерово связано с народной мифологией. По свидетельству геологов рудника, как указывает горный инженер А. Ваншток в брошюре «230 лет Кузнецкому бассейну», аборигены — татары Притомья — называли Волкову гору «Кимрва» (искаженным термином Кемир). Русские поселенцы, перенимая у местных жителей многое из того, что им было необходимо для хозяйственного освоения края, в первую очередь усваивали географические названия окружающей местности, внося в них фонетические поправки и придавая свою грамматическую форму. Так, слово Ким-Рва—Кемир, означающее место залегания горючего камня—угля, трансформировалось в русском языке в топоним Кемерово.[/ref].
27 марта 1932 года Президиум ВЦИК вынес постановление о переименовании Щегловска в Кемерово.
К этому времени город рос вширь. За четыре года первой пятилетки жилой фонд увеличился в два с лишним раза.
11 июня 1932 года газета «Правда» сообщала: «Кемерово — новый индустриальный центр Кузбасса. Угольная промышленность здесь дополнена мощной химической промышленностью. В 1923 году в Кемерове было 11 тысяч жителей. В 1931 году — около 48 тысяч, а на 1 января 1932 года — свыше 90 тысяч. Строится водопровод. Развертывается капитальное жилстроительство. Дома и улицы освещаются электричеством. В коммунальное строительство в текущем году вкладывается 2 миллиона рублей».
Вторая пятилетка открывала новые грандиозные перспективы дальнейшего развития производительных сил Кузбасса и города Кемерова.
Если первая была пятилеткой угля и металла, то во второй ставилась задача всемерного развития химической промышленности — увеличения выжига кокса, выпуска азотных удобрений, освоения производства жидкого топлива из угля. Кемерово был включен в число шести сибирских городов, где намечалось удвоить жилищный фонд и выполнить большой
объем работ по развитию коммунального хозяйства.
В декабре 1932 года в целях упорядочения и ускорения строительства всего комплекса производств углехимии и энергетики создается комбинат Кемеровотяжстрой. Начальником его назначается Борис Осипович Норкин, талантливый организатор, обладавший большим опытом работы в химической промышленности[ref]Б. О. Норкин пришел в ряды большевистской партии в канун Октябрьской революции, будучи студентом Киевского политехникума. Принимал активное участие в борьбе белорусского народа за установление власти Советов. В родном городе Рогачеве Норкин работал председателем Чрезвычайной Комиссии, а затем был переведен в ВЧК на должность начальника особого отдела, где работал под непосредственным руководством Ф. Э. Дзержинского. В 1921 году Норкина сначала посылают заместителем начальника Мосхима, а потом назначают управляющим вновь созданного треста «Жирность». На этой работе Норкин проявил незаурядные способности хозяйственника. В начале 1927 года он переходит в Московский совнархоз, а затем возглавляет Всехимпром, объединяющий химические предприятия страны. Здесь Норкии принимает активное участие в строительстве заводов по выработке удобрений. В завершающем году пятилетки создается объединение «Союзазот», и Норкин становится его первым руководителем. А затем получает назначение в Кемерово.[/ref].
В начале 1932 года на стройках Кемеровотяжстроя сложилась тревожная обстановка. Вследствие переориентировки в размещении предприятий цветной металлургии было законсервировано строительство цинко-сернокислотного завода, что вызвало отток квалифицированных кадров строителей.
Не оправдались надежды и шахтостроителей. Они не смогли справиться с водоотливом во время проходки ствола шахты через слой галечника и вынуждены были уйти с Алыкаевского поля и перебазироваться на правобережье, в окрестности деревни Боровушка, где намечалось строительство двух новых шахт — «Северная» и «Октябренок».
Серьезная неудача постигла шахтостроителей и в Барзасской тайге, где пришлось бросить все три шахты, заложенные на выходах пластов сапромикситовых углей — месторождение оказалось неперспективным. К тому же и опыты полукоксования сапромикситов не радовали химиков — выход бензина был настолько мизерным, что не оправдывал и десятой доли затрат труда и средств. В связи с этим возникал вопрос: а стоит ли продолжать начатое строительство железной дороги Кемерово—Барзас с последующим продолжением линии до Анжеро-Судженска?
Большую тревогу вызывала остановка кладки коксовых батарей, от пуска которых зависело начало строительства азотно-тукового завода и других смежных производств. Главная причина остановки строительства была в том, что огнеупорщики украинского завода не имели еще опыта обжига сложных фасонов динасового кирпича, не справлялись с его поставками.
Серьезные проблемы выявились и в проектировании всего промышленного комплекса. В среде специалистов старой школы появились признаки уныния и растерянности, под сомнение была поставлена вся проблема создания Кемеровского промышленного комплекса.
Потребовалось личное участие Наркома тяжелой промышленности Серго Орджоникидзе в решении узловых вопросов. Разобравшись на месте во всех деталях строительства, он обязал автора проекта печей инженера Лоханского упростить фасоны кирпича, а работников Харьковского института огнеупора совместно с инженерами заводов найти рациональные пути обжига кирпича. В комбинате Кемеровотяжстрой были открыты проектная контора и лаборатория по контролю за качеством строительных материалов. Московские проектные организации начали работы по планировке Кемеровского промышленного района.
Большую практическую помощь в перспективном планировании промышленности города оказали ученые. Состоявшаяся в Новосибирске в июне 1933 года сессия Академии наук СССР была целиком посвящена проблемам Урало-Кузбасса. Ученые обобщили исследования природных богатств бассейна, в частности Кемеровского промышленного района, и указали наиболее рациональные пути их использования.
Непосредственное участие Серго Орджоникидзе в решении проблемы строительства энергохимического комплекса скоро сказалось на ускорении темпа работ. В канун открытия XVII съезда партии Кемеровская ГРЭС дала промышленный ток. Первая батарея нового завода на площадке Коксостроя была поставлена на растопку.
17 мая 1934 года газета «Кузбасс» вышла с аншлагом: «Первая батарея Коксостроя вступила в строй действующих предприятий Урало-Кузнецкого комбината».
«История проектирования и строительство батареи, — говорилось в передовой статье газеты, — это история героической борьбы за освобождение Советского Союза от иностранной зависимости в области коксохимии».
За четыре года на площадке Коксостроя вынуто 538 тысяч кубометров земли, уложено 90 тысяч тонн бутового камня и бетона и 23 тысячи кубометров кирпича. Непросто было одеть в железную броню высокие печи, соединить наклонными мостами угольные башни, поднять газопроводы и цилиндры скрубберов, собрать и обкатать новые машины, установить оборудование всего углекоксового блока и привести в действие.
Кемеровчане торжественно чествовали первопроходцев сибирской углехимии. Репортаж с объединенного пленума горсовета и горкома партии, посвященный пуску нового завода, начинался словами: «Приветливо встречал Дворец Труда героических строителей Коксостроя. Алеют лозунги:
Пуск первой батареи — героическая победа рабочих и ИТР Коксостроя.
Превратим Кузбасс во второй Донбасс!
Уральским домнам — высококачественный кокс!».
В числе первых ударников стройки называли каменщиков.
«Я руководил пуском двадцати коксовых батарей, строил эти батареи, — говорил инженер Лоханский, — но не видел такой энергичной работы, какая была здесь, в Кемерово. Каждый шамотчик чувствовал себя соавтором этой батареи, зная о том, что это наша советская, отечественная батарея».
С таким же творческим вдохновением рядом с шамотчиками работали бетонщики бригад Андрея Мазурова, Анны Сотниковой, плотники Якуба Латыпова и Хакимова, монтажники — Петра Большакова, Ивана Коротченко, Евгения Сулимова, Ивана Учватова…
Большой вклад в создание углекоксового блока и химических цехов внесли инженеры Петр Петрович Трофименко, Сергей Иванович Кукушкин, Лев Васильевич Симачев, старший прораб Владимир Федорович Богачев, начальник котельного цеха Федор Матвеевич Жидков, мастер Андрей Ефимович Ломаченко и многие другие.
Вторая пятилетка начиналась новым размахом строительства на всех участках Кемеровского энергохимкомбината. Коксохимики уверенно наращивали выжиг кокса…
Горняки рудника продолжали наращивать добычу угля. Во втором году пятилетки они подняли на-гора столько угля, сколько его добывали все шахты старого Кузбасса. Строители заложили шахту «Северная» с годовой производительностью в один миллион тонн.
На площадке Азотстроя широким фронтом развернулись работы нулевого цикла. Главной ударной силой здесь были землекопы, пришедшие на стройку по призыву Западно-Сибирского краевого комитета комсомола. Земляные работы велись в две смены и в любую погоду. Темп задавали ударные бригады С. Аралова, Ф. Зиновьева, Н. Горбунова, выполнявшие по две-три нормы.
К осени 1936 года основные строительные работы были завершены, в новые корпуса пришли монтажники. В большинстве своем это были вчерашние землекопы, прошедшие стажировку на Горловском заводе и освоившие профессии аппаратчиков и машинистов сложных агрегатов.
На монтаже были свои трудности. О подъемных механизмах тогда только мечтали. Двадцатитонные цилиндры скрубберов поднимали на фундаменты с помощью ручной лебедки. Не просто было укладывать и опрессовывать трубопроводы в зимнюю стужу. В числе первых ударников здесь были коммунисты и комсомольцы С. Вотинцев, В. Зверев, Ф. Милохин, Т. Обрезанов, И. Сушков, М. Казанников, Ф. Бабушкин, Е. Сенченко, Т. Шумилов, В. Долгушин, Н. Варжелюк, В. Катренко, В. Медынин, А. Тарасов.
4 июня 1938 года азотно-туковый принял коксовый газ.
«…Какое это было неповторимое время,—вспоминают ветераны завода. — С затаенным дыханием мы прислушивались к ритмичному гулу машин. Волнение наше было понятным: страна ждала от кемеровчан первую гранулированную селитру, которую, кстати сказать, никто из машинистов и аппаратчиков, молодых инженеров не держал в своих ладонях…».
Пуск азотно-тукового завода остался памятной страницей в летописи города, ознаменовавшей собой практическое решение проблемы комплексной переработки каменного угля и предопределившей дальнейший путь развития сибирской углехимии и самого города.
Но самым важным итогом первых пятилеток был количественный и качественный рост кадров—специалистов советской технической школы и рабочих, освоивших современную технику производства.
«Кемеровский завод, — писал инженер И. И. Лоханский в журнале «Топливное дело» в 1923 году о коксохимзаводе, — являясь первым заводом в Сибири, должен стать практической школой русских техников, которых ожидает вся Россия. Это лаборатория для русских техников, где должны быть выработаны методы коксования кузнецких углей и наилучшего использования побочных продуктов».
Первый строитель сибирской коксохимии не ошибся в своих прогнозах. Уже в первое десятилетие на заводе было немало сделано как в деле освоения техники производства, так и подготовки высококвалифицированных кадров.
Вот один из многочисленных примеров тех лет. В нашей стране еще не было практики подачи газа с коксовых печей в газгольдеры азотно-тукового завода, а из опыта зарубежных фирм было известно одно: газ должен подаваться чистым, без вредных примесей, и чистота эта достигается путем полной герметизации коксовых камер. Кемеровским коксохимикам этот путь по многим слагаемым не сулил успеха, и они нашли более экономичный и надежный способ очистки газа — перевели печи на новый режим коксования. На пороге становления химической промышленности это было смелым техническим решением. Кемеровский режим коксования на быстроходных печах был принят на вооружение коксохимией страны и до сих пор не претерпел существенных изменений.
Вчерашние деревенские парни и девушки настойчиво и пытливо овладевали техническими знаниями и становились мастерами своего дела.
Молодым неграмотным парнем пришел из деревни на коксохимзавод Сергей Карпухин. Первое время работал в сульфатном цехе чернорабочим, упорно изучал технику, а дома учился грамоте. Успехи его были замечены, и он стал помощником аппаратчика, а потом аппаратчиком. Продолжая учебу на курсах мастеров социалистического труда, Карпухин все глубже вникал в сокровенные тайны химии.
С момента возникновения сульфатного производства серную кислоту подавали в сатураторы порциями через определенные интервалы времени. При этом потери аммиака считались неизбежными. На первых порах и Карпухин верил в эту неизбежность и свято соблюдал каноны технологии, но потом заметил одну закономерность: в момент подачи кислоты сатуратор давал больше сульфата. Уловив прямую зависимость выхода продукта от подачи кислоты, Карпухин подал мысль внести поправку в технологию — подавать кислоту непрерывным потоком. Выход сульфата удвоился. На кемеровскую технологию производства сульфата перешли все коксохимические заводы страны.
Неграмотной девушкой начинала свою трудовую жизнь на коксохимическом заводе Ульяна Викторовна Калачикова. Первое время работала уборщицей кокса. Тяжелая это была работа — подбирать за машиной горячие куски кокса возле раскаленных печей, но Ульяна не искала себе другого места. Одно было у нее желание — стать машинистом. Старые коксохимики заметили стремление девушки и помогли ей овладеть профессией машиниста коксовыталкивателя. Когда на новый коксовый блок потребовались машинисты, Ульяна Викторовна быстрее других освоила сложную машину и первой стала работать без помощника.
Для многих наших шахтеров типичной была биография первого кемеровского депутата Верховного Совета Российской Федерации Михаила Яковлевича Сырчина.
…Таежный поселок Верхняя Конюхта, два десятка убогих лачуг, разбросанных по сторонам просеки. Среди них избушка Сырчиных. Могучие вечнозеленые пихты и ели вплотную подступили к ее серым стенам, загораживая солнце. Даже в ясные дни в избе было сумрачно, неуютно.
В будни Миша не замечал этого. От зари до зари находился с отцом в тайге, помогал пилить лес, драть березовую кору и таскать ее к печам, где выкуривали деготь, копать и месить жирную глину для поделки горшков. Все это — лес, деготь, горшки — отвозилось в степные деревни и обменивалось на хлеб. Этим и кормилась семья. Жили впроголодь.
С пятнадцати лет Михаил Сырчин уходит в степные деревни Терехино, Топки и другие места и нанимается там батраком к богатым мужикам.
Только Великая Октябрьская социалистическая революция помогла ему вырваться из кулацкой кабалы. Началась новая жизнь. Вернувшись из Красной Армии, он пришел на шахту «Центральная» и поступил работать отгребщиком. Работая на шахте, одновременно стал учиться, окончил ликбез и рабфак.
С первых же дней работы на шахте Михаил завоевал любовь и уважение всего коллектива. За ударную работу много раз был премирован. В 1932 году Михаил Яковлевич вступил в партию. В эти дни партия выдвинула лозунг: «Большевики должны овладеть техникой». Михаил Яковлевич идет на курсы мастеров социалистического труда.
Зачинателями социалистического соревнования за высокопроизводительный труд на Кемеровском руднике были забойщики Бобров, Авраменко, Вотинцев, Хайбрахманов, Бояршин и крепильщик Гужелев.
Среди строителей города стахановским трудом славились Таисия Упорова, плотник Зверев, токарь Ларин, выполнявшие до шестнадцати норм в смену. В январе 1935 года бетонщик Коксостроя Иван Мурзин выполнил дневное задание на 2031 процент. Комсомольская бригада Костюкова в эти дни давала до 500 замесов в смену.
В начале сороковых годов в лексиконе химиков появился новый термин «многоагрегатник». Так стали называть аппаратчиков, работавших на двух и трех сложных агрегатах. Первым многоагрегатником на азотно-туковом заводе был Петр Титаренко. Опыт кемеровского новатора был широко распространен на химических заводах Наркомата химической промышленности.
За выдающиеся производственные достижения в годы первых пяталеток многие кемеровчане были награждены орденами и медалями. Первыми орденоносцами в нашем городе были забойщики шахты «Центральная» И. Бобров, И. Зайнутдинов, машинист главного подъема А. Майоров, инженер-механик шахты «Северная» К. Барсуков, горный мастер шахты «Пионер» Г. Сизов, газовщик коксохимзавода А. Нестеров, аппаратчик С. Карпухин, старший машинист ГРЭС И. Алтухов старший кочегар электростанции Ф. Лежнев.
В годы первых пятилеток кемеровчане внесли большой трудовой вклад в создание восточной угольно-металлургической базы — Урало-Кузнецкого промышленного комплекса. В городе были построены основные предприятия угля и химии, которые в грозные годы Великой Отечественной войны служили арсеналом вооружения бойцов Советской Армии и базой дальнейшего развития промышленного производства.
